Битва за Кавказ - [27]

29 июля находившийся госпитале после тяжелого ранения генерал-полковник Андрей Иванович Еременко записал в дневнике: «27 июля Информбюро опубликовало неприятные данные: противник захватил Ростов и Новочеркасск и развивает удар на Кубань.

Теперь ясно стало, что противник наносит свой главный удар на юге, а на севере в районе Воронежа и восточнее прикрывается.

Сейчас, мне кажется, нужно готовить фланговый удар с фронта Лиски — Буртолиновка в направлении Старобельск — Ворошиловоград. Это нужно делать поскорее, не откладывая в „долгий ящик“. Если этот удар хорошо подготовить и собрать побольше сил, то он может решить исход войны.

Для этого нужно собрать пять-шесть общевойсковых армий и две-три танковых. Кроме этого, иметь десять — двенадцать дивизий в резерве для удара на Харьков или на Чертков — Каменск (по обстановке)»[107].

2 августа 1942 года Рихтгофен писал в своем дневнике: «Сильные вражеские силы остаются позади реки Кубань и вокруг Краснодара… К сожалению, я должен разделить мои силы. VIII авиакорпус должен помочь 6-й армии возле Сталинграда и атаковать железные дороги в этой области и судоходство на Волге. Между тем IV авиакорпус должен атаковать противника в Кубани и железные дороги на всем Северном Кавказе. Это должно быть главной целью сейчас, позже Сталинград»[108].

2 августа Еременко отметил: «Тов. Щаденко очень скверно отозвался о тов. Тимошенко, Жукове и Буденном, назвал их „баринами“, которые завели по десятку лошадей, обставили себя холуями и по-настоящему войсками не руководят. Причем заметил, что холуи Тимошенко звонили ему, Щаденко, и говорили, что Тимошенко, мол, не сдал наркомата. На это я критически заметил, что, хотя он и не сдал наркомата, но зато сдал всю Украину и погубил там шесть армий»[109].

Планирование обороны советского Закавказья началось еще до начала 28 июня 1942 года германского генерального наступления. С. М. Штеменко вспоминал: «23 июня Военный совет Закавказского фронта представил в Москву план обороны Закавказья уже в новом, переработанном виде. И тут-то еще отчетливее зазияли все прорехи.

Недостаток сил, естественно, сказался и на плане их использования. Совершенно правильно укрепляя бакинское направление выдвижением на реку Терек 44-й армии, командование фронта оставляло почти беззащитным весь Главный Кавказский хребет. Эта задача возлагалась на малочисленную 46-ю армию. В результате на Марухском перевале, например, оборону занимала всего одна стрелковая рота с минометным взводом и взводом саперов, а Клухор прикрывался двумя стрелковыми ротами и саперным взводом.

Такими силами удержать перевалы было, конечно, немыслимо. Указав командующему фронтом на эти изъяны плана. Генеральный штаб тут же занялся изысканием резервов, за счет которых можно было бы подкрепить оборону Закавказья. В течение августа туда были переброшены дополнительно 10-й и 11-й гвардейские стрелковые корпуса, а также одиннадцать отдельных стрелковых бригад.

Для удобства управления войска, оборонявшиеся по рекам Урух и Терек, были сведены в так называемую Северную группу под командованием И. И. Масленникова. Сюда вошли 44-я армия, группа войск генерала В. Н. Курдюмова, влившаяся в 9-ю армию, а затем и 37-я армия, отошедшая из Донбасса и с Дона. Генералу Масленникову ставилась задача прочно прикрыть бакинское направление и основной проход через Кавказский хребет — Военно-Грузинскую дорогу»[110].

Немцы имели только очень старые и неточные карты Кавказского региона. Многие мосты не были обозначены или были обозначены неправильно. Дороги, показанные как проходимые для транспортных средств, на практике оказывались тропами для мулов. Немцы полагали, что нефтяные месторождения Майкопа находятся в самом городе, и были очень удивлены, что они оказались расположены довольно далеко от него. До Майкопа от Дона надо было пройти 330 км, 750 км до Грозного и 1285 км до Баку. Но во время операции «Барбаросса» танковые части прошли расстояние, превышающее 1000 км, за 5 месяцев, но теперь, для того, чтобы достигнуть Баку, у группы армий «А» оставалось не более трех месяцев, так как уже в ноябре погода бы не позволила продолжать наступление. При этом приходилось учитывать, что в Кавказском регионе сеть дорог, как железнодорожная, так и автомобильная, гораздо менее развита, чем в западных регионах СССР, а реки, которые предстояло форсировать, Маныч, Кубань и Терек, отличаются быстрым течением, что затрудняет наведение понтонных мостов[111].

В то время, когда германские войска рвались на Кавказ и к Сталинграду, советское руководство едва не ввязалась в одну гибельную военную авантюру. Весной 1942 года Сталин, значительно переоценивая успехи советского контрнаступления, собирался напасть на Турцию, рассчитывая, что война с ней будет столь же легкой прогулкой, как и оккупация Ирана в августе 1941 года. В первой половине марта в штабы армий Закавказского округа были разосланы планы игр. По их сценарию «западные» (турки) пропустили через свои проливы до 10 пехотных дивизий «черных» (немцев) и «под давлением и в союзе» с последними нарушили границу с Советским Союзом и Ираном, перешли в наступление в нескольких направлениях: Батуми, Ленинакан, Ереван, Маку, Хой, Резайе. Ответные действия советских войск мыслились как решительное контрнаступление с разгромом противника на его территории с достижением рубежа Трабзон, Эрзерум. Но, как и в случае с играми, проводившимися в процессе подготовки нападения на Германию, отрабатывалось только советское наступление, которое начиналось сразу после того, как турки, «после ряда провокационных вылазок, нарушили наши границы». Как отмечает А. Ю. Безугольный, «фактически подготовленные к наступательной войне советские войска могли быть введены в бой после любого приграничного инцидента»