Битва в Арденнах - [4]

Разведчики вбежали на первый этаж, где повсюду валялись вещи американцев, и поднялись по лестнице в спальню, откуда можно было увидеть немецкие позиции. В дверях Бук замер — в комнате сидел лицом к окну крупный мужчина и разговаривал по домашнему телефону по-немецки. Первым из разведчиков опомнился рядовой Цакаинкас по прозвищу Сак, самый агрессивный солдат во всем взводе. С криком «Руки вверх!» он наставил на незнакомца штык. Тот по-английски не понимал, но быстро поднял руки. Бук лихорадочно соображал. Он знал, что местное население настроено преимущественно прогермански. До 1919 года это была немецкая территория, а когда немцы вернулись сюда в 1940-м, 8 тысяч местных жителей записались в немецкую армию. Те же, кто остался здесь, по мнению американских солдат, представляли собой скопление немецких шпионов, предоставляющих информацию вражеским разведчикам, в изобилии сновавших в округе. Если перед нами шпион, думал лейтенант, его надо убить на месте. Но если это просто мирный житель, которого наступление застало врасплох, то убивать его было бы не лучшим делом.

— Отпустите его, — принял спешное решение лейтенант.

Сак кивком указал мужчине на выход, и тот, оскалившись, вылетел прочь.

Бук через секунду забыл об этом происшествии — из окна было видно, что сюда движутся сотни немцев.

— Сак, — приказал лейтенант, — ты идешь со мной. Робинсон, — обратился он к самому старому и опытному бойцу во взводе, — вы с Грегером остаетесь здесь и следите за дорогой. Когда немецкая колонна вытянется на километр, возвращайтесь в расположение взвода.

Вдвоем разведчики вернулись на свои позиции и попытались по телефону связаться с полком, но эта связь не работала. Тогда лейтенант воспользовался радио, и тут ему повезло, но принимающий сообщение офицер не поверил донесениям о массированном наступлении немцев.

— Черт вас побери, — кричал Бук, — не говорите мне, что я не видел того, что я видел! У меня стопроцентное зрение! Пусть артиллерия, вся артиллерия, какая есть, обстреляет дорогу южнее Ланцерата! Оттуда подходит колонна немцев!

Но ожидания лейтенанта оказались тщетными. Артобстрела так и не произошло. Поразмыслить о причинах этого Бук не успел — сразу же после разговора со штабом по полевому телефону, брошенному кавалеристами при отступлении, позвонил Робинсон:

— Немцы уже на первом этаже. Что нам делать?

К полудню все стратегически важные деревни в двенадцатикилометровом коридоре немцы либо уже заняли, либо упорно атаковали. Дороги вокруг района боевых действий были забиты транспортом — некоторые машины ехали на фронт, но большая часть удирала в тыл.

В Мандерфельде все пришло в смятение. Немецкие минометы обстреливали окраины города. На улицах царила паника, мирные жители, сочувствующие американцам, стремились убраться поскорее, пока на них не обрушился гнев немцев. В самом штабе спешно паковали документы перед отступлением. Незадолго до того полковник Дивайн патетически заявил: «Мы останемся здесь!» Теперь же и у него сдали нервы.

В 11:00 полковник отдал приказ об отступлении. Это был только первый из подобных приказов, которые ему пришлось отдать в тот день. На большую часть из них у полковника не было разрешения от вышестоящего командования; в результате позже он будет смещен с должности, а генерал-инспектор возбудит расследование деятельности его штаба во время начальных этапов битвы.

Хердрич в Кобшайде попал в окружение со всех сторон, путь к отступлению был для него отрезан. Но он не сдался. Бойцы его взвода привели в негодность все тяжелое вооружение и разбрелись по окрестным лесам по трое и по четверо — так начался их трехдневный выход из окружения.

Бойцы взвода Баннистера в Кревинкеле, когда у них кончились боеприпасы, погрузились в три бронетранспортера и пять джипов и бросились прочь. Только они успели уйти, как из лесов со всех сторон в поселок вошли немецкие пехотинцы в маскхалатах. В Мандерфельде на беглецов обрушились насмешки и обвинения в трусости со стороны солдат подходящих с запада подкреплений.

Но и подкреплений хватило ненадолго. Днем некоторые дома в Мандерфельде уже горели, и дороги на запад были забиты потоками отступающих — пешком и на машинах. Боевой дух упал, и это было заметно. Солдаты бросали оружие. Одни срывали каски и военную форму, другие апатично сидели в наскоро загруженных машинах, уткнувшись лицом в ладони. Вскоре и полковник Дивайн со своим штабом умчался в тыл, чтобы больше никогда не вернуться.

В деревнях, брошенных американцами и ждущих прихода немцев, местные жители спешно вычищали следы американского присутствия. Звездно-полосатые флаги, портреты Рузвельта и Черчилля, прочие принадлежности американцев — все вылетало в окна на булыжники мостовой. «Unser Jungs kommen wieder!»[5] — кричали друг другу местные.

3

К позициям лейтенанта Бука немцы подошли обычным маршем. Они двигались из Ланцерата двумя колоннами, по обеим сторонам дороги; оружие висело у солдат на плече, шли кучно, не подозревая о присутствии противника.

Бук, два года отслуживший инструктором в Форт-Беннинге, распознал в них по длинным бесформенным камуфляжным комбинезонам и шлемам без ободка воздушных десантников. Он сразу же передал информацию в штаб и задумался, что теперь делать. Немцев было несколько сотен, а у него — шестнадцать человек, но хорошо вооруженных и находящихся на замечательной оборонительной позиции. Открывать ли огонь по наступающим? Лейтенант решил подождать основных сил немцев, а пока наблюдал, как колонны немецких десантников идут мимо и уходят направо — в направлении деревни Лосхаймерграбен. Бук постарался примерно подсчитать их численность — вышло что-то около трехсот человек. Потом на дороге появились три отдельно стоящих человека. Горячему парню Саку показалось, что это командир десантников со своим штабом и что вот тут-то как раз стоит стрельнуть. Не предупредив лейтенанта Бука, он поднял оружие и прицелился в первого. И в этот момент из ближайшего дома выскочила девочка. Сак заколебался. Если бы он выстрелил, то мог бы попасть в нее.