Битва при Тюренчене - [5]

Он неспешно потянулся (день был субботний) и двинул на водные процедуры.

«Хорошо все-таки жить в цивилизации, — благостно думал Карцев, подставляя те или иные части тела под струи горячего душа. — А вот Серега, наверное, уже топором с утра намахался, готовя дрова для кухарки, потом холодной водой из колодца ополоснулся и почесал в свой архив… Тьфу ты, черт, я же решил, что та жизнь мне лишь снится! Ну, как бы там ни было, а надо мне к завтрашнему „сновидению“ подготовиться и поискать по интернету, чем бы мои опекаемые могли уже в ближайшее время удивить сограждан и чуток на этом заработать?»

К обеду заготовки поднакопились, причем их реализацию (большей частью) могла взять на себя только Елена Михайловна.

«Ничего, ей такая активность будет на пользу, — решил разработчик идей. — Впрочем, еще и „белоподкладочника“ этого придется убеждать, что его драгоценная мама может сама обеспечить благосостояние семьи — и не через брак или связь какую-нибудь постыдную, а исключительно своим трудом».

Ну, а после обеда Карцев сел заучивать первую главу славного сериального сочинения «Смок Беллью» — для дословной, по возможности, трансляции в череп Сереженьки. «Авось получится завести в Восточной Сибири широкодоступную роман-газету…». Когда текст стал уже «отскакивать от зубов», пришел вечер, и довольный собой выдумщик улегся спать…

…появившись в Красноярске, как всегда, около 9 утра. Сергея он нашел на рабочем месте, в архиве, причем занятым именно разборкой и сортировкой старых приисковых документов. Понаблюдав некоторое время за его деятельностью, Карцев, в общем, ее одобрил и решил тут время не терять, а обследовать хозяйство Городецких более тщательно: вдруг на глаза попадутся какие-то эксклюзивные ингредиенты? Он мигом домчал до знакомого дома на Малокачинской улице и увидел во дворе Елену Михайловну и кухарку лет 50 («так и не узнал еще ее имени…»), занятых кипячением и стиркой белья («ну это надолго…»). Некоторое время он любовался неизменной грацией госпожи Городецкой, а потом стал рыскать невидимкой по-над двором, вдоль заборов, под крыльцом, визуально сортируя скудную добычу: единичные ржавые гвозди, куски сильно изогнутой проволоки, несколько стеклянных бутылок, старые грабли и лопаты, какие-то пыльные тряпки… Потом проник в прихожую и резко затормозил: вот, то, что надо! На одной из полок стояли пыльные резиновые калоши, которыми явно никто не пользовался. «Усопшего Городецкого, наверное — решил Карцев. — Всем велики, но для моих далеко идущих целей сгодятся…».

Оглядев стоящую на полу немногочисленную обувь («вся, вся поношена, хоть пока и не разваливается…»), он скользнул в уже изученную-переизученную общую «залу», облетел ее, проформы ради, по углам и оказался, наконец, в «святая святых» — спальне Елены Михайловны. Все, впрочем, было ожидаемо: вдоль длинной стены — широкая супружеская кровать с пышной периной и большими подушками, у короткой стены — одежный шифоньер, а у окна стоит тот агрегат, на который и рассчитывал смышленый попаданец: ножная швейная машинка Зингера! «Лады… — прошелестел он. — Теперь можно и редакцию газеты „Енисей“ навестить…»

Редакция его тоже порадовала, своей предсказуемостью: все здесь шустрили (он пробыл в ней и в расположенной по соседству типографии почти до вечера), но результат (газета) получился и в этот раз пресный, скучноватый. Объявлений, в том числе рекламных в ней было довольно много, но совершенно без фотографий — хотя делать качественное фото в те годы уже научились. «Что ж, это еще шанс к получению копеечки… Ладно, надо к Сереже спешить, он, наверно, уж духом пал…»

Новоявленного архивариуса он застал еще на рабочем месте и, не мешкая, проник в мозг. Обоих неслабо тряхнуло, но оба были не в обиде.

«А я решил, что вчера видел сон, — облегченно признался Сергей младший. — Весь день был не в своей тарелке. Вы, вроде, обычно с утра здесь появляетесь?»

«Так точно. Но я весь день провел в редакции „Енисея“, вникал в ее дела — с тем, чтобы ты стал их автором».

«Я? Да мне кроме сочинений в гимназии ничего писать еще не приходилось…»

«Лиха беда начало, пообвыкнешь со мною. Попробуем предложить им для печати повесть одного американского писателя о жизни золотоискателей на Аляске — весьма интересное чтиво, зуб даю».

«Чтиво? Эта газета повестей не печатает…»

«А ты их убедишь, что данную повесть будут читать тысячи красноярцев, от мала до велика — но, конечно, не в собственно газете, а в дешевом газетном приложении, страниц на 20–30. При своей дешевизне, доход газете оно принесет ощутимый. И автор публикации, то есть ты, несколько рубликов получит. И так из недели в неделю, по воскресеньям. Лады?»

«Ух, голова кругом. А что это за писатель? Его книга переведена или мне придется переводить самому?»

«Надо будет лишь записывать периодически главы под мою диктовку. Первую из них я уже заучил. Писателя звать Джек Лондон, в твоей России пока неизвестен».

«Но можно ли его печатать, это, вроде, плагиат?»

«Эту книгу он напишет в 1914 г. на основе собственных ранних рассказов, которые уже опубликованы в Америке. А возможно, он ее и не напишет, так как мы с тобой с этого дня начнем исподволь менять ход истории, причем не одной России, но и всего мира. Многое пойдет теперь не так и с каждым годом все больше. Надеюсь, что в лучшую сторону. Конечно, встает этическая проблема: можно ли это делать? Мое глубокое убеждение: нужно. А раз так, мелочам вроде газетной версии еще не опубликованной сугубо приключенческой книжки, которых уже написаны тысячи и будут написаны десятки тысяч, нельзя придавать большого значения. Сейчас для нас обоих важно одно: суметь дожить до будущего лета, когда можно будет организовать экспедицию в Северо-Енисейскую тайгу — для того, чтобы перехватить золотую россыпь у потомков, которые открыли бы ее спустя лишь 30 лет. Впрочем, не переживай: золото в обоих случаях окажется в Государственном банке России».