Битва при Тюренчене - [7]

«Смок — это тоже из жаргона, только теннисного, и означает оно „резаный мяч“. То есть „крученый“, что по смыслу книги ближе: „Крученый Беллью“! Ну, что, из сознания моего будешь брать или мне просто тебе начитывать?»

«Начитывать проще, конечно. Как диктант в школе…»

«Тогда слушай…»

Глава третья Что сказал редактор и на что клюнул сапожник

Неделю спустя, в понедельник, Сергей Городецкий (с подселенцем Карцевым) появился часам к 10 утра в редакции «Енисея». День этот был выбран Карцевым намеренно как наименее суматошный: после воскресного выпуска и за день до «срединного». По такому случаю Сережа организовал себе отгул, отработав за понедельник в воскресенье, под руководством бобыля-трудоголика Ильи Николаевича.

Пришел он, естественно, не с пустыми руками, а с полным «переводом» шедевра Джека Лондона. На входе в редакцию его ожидаемо (разведчик Карцев предупреждал) придержал сидящий на табуретке седоусый вахтер казацкого вида:

— Извиняйте, молодой господин, Вы по какому делу в редакцию?

— Я хотел бы говорить с главным редактором, господином Кудрявцевым.

— Извиняйте, а по какому делу?

— Я принес материалы, которые, надеюсь, покажутся ему интересными…

Лишь после дотошной проверки паспорта («Мещанин Городецкий, значит? Сергей Андреевич? А в папке материалы, значит? Сумку-то здесь оставьте, не пропадет…») казак позволил войти в заветную дверь. За которой оказался второй цербер, на этот раз женского пола: пышноватая круглолицая блондина лет 25, в тесном жакете, из-под которого выглядывала крепдишиновая блузка, и в длинной свободной юбке, почти скрывающей кожаные ботинки. Она выжидательно подняла глаза на посетителя.

— Здравствуйте. Егор Федорович у себя?

— У себя. А что Вы хотите?

— Я к нему с предложением, от которого он не сможет отказаться.

— Предложение? Вы что, посредник от Гадалова? Хотя молоды больно… Или Вы с рекламой? Тогда это ко мне…

— Не посредник и не реклама. Так позволите?

— Сейчас я спрошу…

И она скрылась в смежной комнате.

«Вот мурыжат! — заворчал Карцев после пяти минут ожидания. — Во все времена палки в колеса авторам ставят…»

Тотчас дверь открылась, и барышня позвала сладким голосом: — Проходите, пожалуйста.

Войдя в следующую дверь, Сергей наткнулся на любопытные взоры четырех сотрудников редакции, всех с интеллигентными бородками: высокого, представительного, подвижного и лысого.

— Егор Федорович? — вопросительно обвел он всех взглядом.

— Вот он я, — откликнулся подвижный. — Что за предложение такое? Вы автор, что ли?

— Не совсем. Предложение для вашей газеты может оказаться очень прибыльным. Но, может быть, мы обсудим его с Вами наедине?

— У меня от своих сотрудников секретов нет! Впрочем… Проходите в мой кабинет…

И открыл очередную дверь.

Кабинет оказался небольшим, об одном окне: в нем помещались письменный стол, четыре стула вокруг него и два шкафа по стенам. Редактор обошел стол, сел по центру, указал посетителю стул напротив и, оглядев его с большим сомнением, проронил: — Слушаю Вас, молодой человек.

— Я действительно еще молод, но жил около года в Петербурге, где заимел довольно много знакомых, в том числе из числа молодых журналистов. Они много говорили об особенностях издательского дела и строили различные прожекты по его улучшению. Один из них показался мне совершенно реальным и с большой вероятностью прибыльным. Даже странно, что ни в одной столичной газете он так и не был реализован…

— И что это за прожект?

— Они называли его «роман-газета». Это воскресное приложение к газете, в котором печатаются популярные романы и повести — целиком или разделенные на две-три части. Я знаю, что и сейчас ряд газет печатает воскресные приложения к газетам в виде журналов — но здесь соль в том, что «роман-газета» должна печататься на точно такой же газетной бумаге, что и обычная газета, в результате чего ее стоимость будет сопоставима со стоимостью газетного номера.

— Ну-у, пожалуй, будет. Если автор, предоставивший для приложения свой роман, не загнет цену.

— Можно перепечатывать уже изданные книги, в том числе давно умерших классиков, у которых нет алчных родственников. А еще можно печатать переводы малоизвестных писателей, которые не успели прославиться и живут очень далеко — например, в Америке…

— Кто же станет читать малоизвестных?

— Но ведь все писатели начинают с неизвестности — а потом, спустя годы, их первые произведения признают шедеврами…

— Так-то оно так, но классиков большинство моих читателей уже прочло, а делать ставку на будущих зарубежных гениев… Да и где их взять, эти переводы?

— А вот я как раз принес Вам свой перевод одной приключенческой повести, из жизни золотоискателей Аляски… Автор еще молодой человек из Сан-Франциско, пишет необыкновенно легко и увлекательно под псевдонимом Джек Лондон…

— Джек Лондон? По-моему, я о нем не слышал…

— Конечно, ему нет еще тридцати, это одна из его первых книг, которую я купил как раз в Петербурге, в оригинале…

— Вы что, настолько хорошо знаете английский?

— Я там много занимался с репетитором и переводил: наши преподаватели в Горном институте очень рекомендовали знание английского, на котором издается много геологической литературы.