Битва при Кадеше - [78]
— Бухта с золотым песком, два сросшихся утеса… Забытый мною Абу-Симбел. Абу-Симбел, где я решил увековечить нашу любовь.
Тепло сильного тела Рамзеса возвращало Нефертари жизнь, понемногу покидающую ее.
— Старший мастер и бригада скульпторов выезжает сегодня в Абу-Симбел, — продолжил царь.
— Эти утесы превратятся в два храма, вечно неразлучных, как ты и я.
— Увижу ли я это чудо?
— Да, увидишь!
— Да исполнится воля Фараона.
— Если бы все было иначе, был бы я достоин царствовать?
Рамзес и Нефертари пересекли Нил в направлении Карнака. Они вместе исполнили обряды в святилище бога Амона, затем царица предалась размышлениям в часовне богини Сехмет, чья каменная улыбка показалась ей успокаивающей.
Рамзес собственноручно дал Великой Супруге Фараона кубок со снадобьем, способным победить колдовской недуг.
Микстура была теплой и сладкой.
Охваченная приступом головокружения, Нефертари легла и закрыла глаза. Рамзес не отошел от ее постели, борясь вместе с ней во время нескончаемо долгой ночи, пока камень богини пытался отогнать демона, пившего кровь царицы.
Глава 46
Расстроенный, очень бледный, с трудом выговаривающий слова, Амени запутывался в объяснениях.
— Успокойся, — посоветовала царица-мать Туйя.
— Война, Ваше Величество, это — война!
— Мы не получили никакого официального документа.
— Военачальники волнуются, воины крайне возбуждены, со всех сторон поступают противоречивые приказы.
— Какова причина такого беспорядка?
— Я не знаю, Ваше Величество, но мне не удается контролировать ситуацию… Военные меня больше не слушаются!
Туйя пригласила во дворец главного жреца обрядов и двух цирюльников. Чтобы подчеркнуть священный характер действий царицы, они украсили ее голову париком, похожим на шкуру дикого животного. Крылья прически наискось спускались от середины лба к плечам. Так как самка дикого зверя являлась символом материнства, Туйя таким образом представляла собой покровительницу Двух Земель.
На ее запястьях и щиколотках блестели золотые браслеты, на шее — колье из полудрагоценных камней в семь рядов. В своем длинном платье из плиссированного льна, перетянутом широким поясом, она являлась воплощением Высшей Власти.
— Проводи меня в северную казарму, — попросила она Амени.
— Не ходите туда, Ваше Величество! Подождите, пока утихнут волнения.
— Зло и беспорядок никогда не исчезнут сами по себе. Поспешим.
Пи-Рамзес был весь во власти слухов и споров. Некоторые утверждали, что хетты приближаются к Дельте, другие уже описывали бои, нашлись и такие, кто собирался бежать на юг.
Дверь северной казармы больше не охранялась. Колесница, доставившая Амени и царицу-мать, въехала в большой двор, где отсутствовала всякая дисциплина.
Лошади остановились посередине широкого двора.
Один из военачальников увидел царицу-мать, предупредил других военных, а те, в свою очередь, построили воинов. Через десять минут сотня мужчин собрались, чтобы послушать речь Туйи.
Туйя, маленькая и хрупкая, стояла среди вооруженных великанов, способных затоптать ее за несколько секунд… Амени содрогался от страха, расценивая как самоубийство вмешательство царицы-матери. Ей надо было оставаться во дворце под охраной стражников. Может быть, убедительные слова немного успокоят волнения, при условии, что Туйя поведет себя, как дипломат.
Наступила тишина.
Царица-мать с презрением огляделась вокруг.
— Я вижу только трусов и слабых воинов, — заявила она резким тоном, прозвучавшим в ушах Амени, как раскат грома. — Трусов и глупцов, совершенно не готовых защитить свою страну, доверяющих каким-то слухам.
Амени закрыл глаза. Ни Туйя, ни он сам не смогут избежать ярости воинов.
— Почему вы нас оскорбляете, Ваше Величество? — спросил один воин.
— Разве сказать правду означает оскорбить? Ваше поведение смешно и презрительно, и военачальники достойны еще большего порицания, чем простые воины. Кто решит о нашем вступлении в войну против хеттов, если не Фараон или я сама в случае его отсутствия?
Воцарилась глубокая тишина. Ведь то, что скажет царица-мать, не будет слухом и наметит путь всего народа.
— Я не получила никакого объявления войны от хеттского императора, — заявила она.
Радостные крики раздались после ее слов. Туйя никогда не лгала. Воины поздравляли друг друга.
Царица-мать неподвижно стояла в своей колеснице. Все присутствующие поняли, что ее речь не закончена. Снова воцарилась тишина.
— Я не могу утверждать, что мир будет долгим, и я даже убеждена, что хетты преследуют только одну цель — безжалостное нападение. Его исход будет зависеть от ваших усилий. Когда Рамзес возвратится в столицу, а это скоро произойдет, я хочу, чтобы он гордился своей армией и верил в ее способность победить врага.
Воины с шумным одобрением приветствовали речь царицы-матери.
Амени открыл глаза, также покоренный той силой убеждения, с которой говорила вдова Фараона Сети.
Колесница тронулась с места, воины расступились, выкрикивая имя Туйи.
— Мы возвращаемся во дворец, Ваше Величество?
— Нет, Амени. Я думаю, что рабочие мастерских также прекратили работать.
Личный писец Фараона опустил глаза.
Под влиянием Туйи оружейные мастерские Пи-Рамзеса снова принялись за дело. Вскоре они заработали на полную мощность, изготавливая копья, луки, острия стрел, мечи, панцири, конскую сбрую и детали для колесниц. Никто больше не сомневался в неотвратимости войны, но появилась новая цель: обеспечить свою армию лучшим оружием, чем у хеттов.
