Битва президентов - [4]

Вскоре самолет, описавший круг над аэродромом, приблизился снова, заходя на посадку, и тогда объектив прицелился в небо, как бы отыскивая его там. На самом деле Барвин прекрасно понимал, что дымовая завеса мешает съемке, да и не слишком стремился поймать самолет в кадр. Ему было достаточно мимолетно запечатлеть смутный крылатый силуэт с сигнальными огнями под фюзеляжем, после чего он поспешил направить объектив на человеческие фигуры, перемещающиеся внизу. Затем он сдавленно выругался и побежал прочь, с хрустом ломая ветки. Это должно было изображать погоню. Сделав несколько размашистых шагов, Барвин выключил камеру, повернулся и пошел обратно, отдавая на ходу распоряжения:

– Маски можно снять. Грузим аппаратуру, собираем дымовые шашки и отваливаем. На сборы пять минут. Время пошло.

Пока запыхавшиеся бомжи сносили генераторы к микроавтобусу, Барвин просмотрел отснятый ролик и остался весьма доволен увиденным. Настоящее реалити-шоу. Все получилось так, как требовал заказчик, а может, даже лучше. Шестиминутный фильм удался на славу. Барвин честно заработал причитающиеся ему пятьдесят тысяч долларов. Для уволенного в запас старшего прапорщика пограничных войск России это был крупный куш. За время службы на границах с Грузией и Туркменией он получил тяжелое ранение, несколько наград, но капитала так и не нажил. Сегодняшняя операция исправила это досадное недоразумение.

Мурлыча под нос романс про «утро туманное, утро седое», Барвин включил зажигание, ловко развернулся на маленькой поляне и погнал микроавтобус в обратном направлении, размышляя о том, как распорядится неожиданно свалившимся на него богатством. Планы были грандиозные: от приобретения личного автотранспорта до предложения руки и сердца молочнице Даше из дачного поселка, где Барвин подрабатывал сторожем, когда не имел других источников дохода.

Даша приезжала в поселок на разболтанном мужском велосипеде с горизонтальной рамой и крутила педали столь энергично, что делалось страшно за ее трущиеся друг о друга ляжки. Барвин не сильно увлекался молочными продуктами, но любил крупных, полных женщин деревенской наружности. Вертя баранку, он видел перед собой призрачный образ Даши на велосипеде; она работала ногами еще шибче прежнего, и ее ягодицы переваливались прямо перед глазами замечтавшегося Барвина. «Хороша Даша, – прикидывал он. – Была ваша, стала наша».

Головы его пятерых спутников, по-видимому, были заняты столь же приятными мыслями, потому что голоса их звучали расслабленно и томно. Одним словом, ухабистая дорога до трассы пролетела незаметно, а там перед «Мерседесом» пристроился знакомый джип «Ниссан», мигнул габаритными огнями, подавая условный тройной сигнал, и доставил «съемочную бригаду» до Минского шоссе, где, прижавшись к обочине, стоял небольшой мебельный фургон с рекламными слоганами на бортах. «Мягкий мир кресел и диванов», – машинально прочитал Барвин и поежился, представив себе, каково это – очутиться среди кресел и диванов, которые, возможно, обладают разумом и вовсе не считают человека венцом творения.

Ни из джипа, ни из кабины фургона никто не вышел, зато призывно запиликал мобильник Барвина, выводя мелодию «Коней привередливых». На дисплее высветился знакомый номер.

– Да, – сказал Барвин, подозрительно обозревая окрестности.

Доверяй, но проверяй, а еще лучше – не доверяй полностью никому и никогда, так гласил лозунг, которым руководствовался бывший прапорщик в своей богатой событиями жизни. Намеревался он дотянуть лет до ста, а потому, берясь за рискованное поручение, соблюдал предельную осторожность и не позволял себе расслабляться раньше времени.

– Как успехи? – поинтересовался заказчик, который, не мудрствуя лукаво, величал себя Иван Иванычем.

Барвину было ясно, что на самом деле этого человека зовут иначе, однако докапываться до истины он не стал. Иван Иваныч так Иван Иваныч. Лишь бы деньги были настоящие.

– Все в порядке, – сказал Барвин.

Машины с фырканьем проносились мимо, не задерживаясь возле джипа, микроавтобуса и фургона, стоящих на обочине. Все действительно было в порядке. Если не считать внутреннего голоса, который советовал Барвину держаться начеку.

– Сейчас подойдет человек, – сообщил Иван Иваныч, – посмотрит, что там у тебя получилось.

«Внимание!» – предупредил внутренний голос. Барвин сделал глотательное движение, стараясь смочить стремительно пересохшую гортань.

– Из моих рук, – предупредил он.

– Это как? – удивился Иван Иваныч.

– Камеру отдам в обмен на деньги, – заявил Барвин, трогая пальцами ребристую пистолетную рукоять.

Заметив движение в зеркале заднего обзора, он стремительно обернулся и, направив «Гюрзу» на бомжей, процедил:

– Ну вы, жертвы рыночных реформ. Отсели на задние сиденья, и чтобы пальцем никто не смел пошевелить без моего разрешения. Сейчас вы восковые фигуры или манекены, это уж как вам больше нравится.

– Не доверяешь своим гопникам? – хмыкнул Иван Иваныч.

– Они такие же мои, как ваши, – отрезал Барвин. – Не доверяю ни им, ни вам.

Бомжи, сгрудившиеся в дальнем конце салона, молча слушали, по-обезьяньи мигая глазами. Сейчас, когда они были напуганы и сбиты с толку, сходства с нормальными людьми у них осталось совсем чуть-чуть. В сером свете они казались Барвину стаей человекообразных существ, однако боялся он не их, а заказчика, с которым говорил по телефону.