Битва под Эль-Аламейном. Поражение танковой армии Роммеля в Северной Африке - [35]

7-я бронетанковая дивизия – старое надежное соединение, лишенное одной моторизованной бригады, – находилась в самом конце списка кандидатов на получение новых танков. Ее личный состав можно простить за ту обиду, которую он испытывал, чувствуя свое ущербное положение по сравнению со свежими войсками, прибывшими из Англии. Но зато 7-й дивизии исключительно повезло с командирами. Ею командовали Джон Хардинг и Пип Робертс. Дивизия не любила район побережья и предпочитала действовать самостоятельно на южном участке фронта. Задача, поставленная перед дивизией, была не из легких, но солдаты и офицеры не сомневались, что справятся с ней не хуже, чем все другие.

При всей поверхностной безмятежности не все гладко обстояло и в отношениях между генералами. Монтгомери издал приказ, согласно которому 10-й корпус в случае, если 30-й корпус не сможет выполнить поставленную перед ним задачу, должен будет на свой страх и риск пробиваться к исходным позициям для наступления. Это было совсем не похоже на первоначальный план, который предусматривал для 10-го корпуса выход на расчищенные 30-м корпусом минные поля и разгромленную линию обороны противника для развертывания в наступательный порядок в спокойной обстановке – на разминированном минном поле и при отсутствии противника. Ни Ламсден, ни его дивизионные командиры не рассматривали этот план как верное предложение, и они были не одиноки в своих оценках. Командиры трех дивизий доминионов, Фрейберг, Моршид и Пиенаар, дали понять Лису, что не разделяют уверенности командующего в том, что танковым дивизиям удастся так быстро взломать оборону противника. Эти командиры предвидели, что такие попытки нанесут урон их бронетехнике и приведут к катастрофе, последствия которой скажутся на всех позже. Они полагали, что атака пехоты должна предшествовать прорыву танков. Командование 30-го корпуса считало, что 10-й корпус не собирается прорываться всерьез. Столкнувшись со столь сильной оппозицией, Лис обратился к Монтгомери, который подтвердил, что 10-й корпус должен пройти через порядки 30-го корпуса на рассвете первого дня операции. Нет сомнения, что Монтгомери вспомнил опыт Франции в Первую мировую войну, когда долгие паузы между атаками пехоты приводили к тому, что противник усиливал свою оборону и успешно противостоял этим атакам. К тому же Монтгомери, вероятно, понял, что у него не хватит пехоты для того, чтобы развить успех на большую глубину прорыва. В двух бронетанковых дивизиях Ламсдена уверенность в победе была довольно слабой. Весь личный состав 1-й бронетанковой дивизии состоял из ветеранов и имел то преимущество, что им командовал их старый дивизионный командир. Боевой опыт 8-й бронетанковой бригады 10-й бронетанковой дивизии ограничивался неудачным столкновением с 15-й немецкой танковой дивизией на второй день операции у Алам-эль-Хальфы. Состав 24-й бронетанковой бригады вообще до сих пор не нюхал пороха. 133-я автомобильная пехотная бригада последний раз сталкивалась с противником у Дюнкерка и теперь испытывала большие трудности, так как была выведена из состава своей дивизии и осваивала новую для себя роль моторизованного соединения, не имея достаточного времени на реорганизацию и обучение.

В последние несколько дней до начала операции большая часть людей и техники начала выдвижение на исходные позиции. Командирам крупных соединений и их штабам с этого момента осталось только наблюдать за происходящим, ибо теперь они мало что могли изменить, чтобы повлиять на исход наступления. Поэтому самые умные командиры решили передохнуть и не вмешиваться в непосредственные действия своих подчиненных. Де Гинган, нарушив все правила секретности, за несколько дней до начала сражения оставил свой штаб и уехал дня на три в Александрию. Люди читали книги, играли в карты или просто спали. Многие писали послания, понимая, что эти письма могут оказаться последними в их жизни. Практически для всех, особенно для пехотных дивизий 30-го корпуса, которые должны были взять на себя основную роль в нанесении удара, 23 октября должно было стать днем тяжких испытаний. Этот день пехоте предстояло провести в бездействии, сидя в своих окопах и не имея права покинуть их даже по естественной надобности. Их задача была ждать. Лучше всего было бы просто не думать о надвигающемся сражении, но разве можно было выбросить мысли о нем из головы? Это длительное ожидание в невыносимой жаре больше всего давило людей, которым впервые в жизни предстояло столкнуться в бою с реальным противником. Ветеран воспринимал будущее сражение со смесью цинизма, фатализма и внешнего спокойствия, характерной для таких людей и скрывающей истинные чувства, в которых он никогда не признался бы даже самому себе.

Сам Монтгомери, казалось, не испытывал никаких сомнений. Его тактический штаб был выдвинут на берег моря к северу от станции Эль-Аламейн, где по соседству располагались штабы Ламсдена и Лиса. Монтгомери уже издал приказ дня, в котором просил солдат и офицеров молиться всемогущему Богу о даровании победы. Этим утром он переговорил с журналистами и вскоре после этого вместе с де Гинганом отправился в свой тактический штаб, чтобы в половине пятого успеть выпить чашку чаю. После этого он немного почитал и после ужина лег спать, надеясь уснуть до того момента, когда загремят пушки.