Битва на поле Куликовом - [4]
Дмитрий с крепко зажмуренными глазами взял в руки одну из стрел, ощупывая ее… Потом взял другую… Третью… И все хвосты правильно определил.
— Молодец, княжич! — похвалил лучник.
— А теперь копейца угадай! — подступил Иван к Дмитрию и сунул ему в руку стрелу.
Ощупал Дмитрий копейце.
— У этой, — сказал, — двугранное. Так ли?
— Так, — ответил Владимир. — А у этой? — И он подал Дмитрию другую стрелу.
— Желобчатое, — ответил мальчик, еще крепче зажмуривая глаза.
— А у этой? — не отставал Владимир.
— Четырехгранное копейце. — Дмитрий открыл глаза, чтобы проверить, угадал ли.
— Пригожим воином будешь, — сказал лучник. — А теперь берите, княжичи, стрелы да приноравливайтесь так натягивать тетиву, чтобы каждая стрела долетала до цели. Да замечайте, какое перо дальше и быстрее несет стрелу.
Дмитрий вложил стрелу в лук и прицелился в середину черного круга.
Но не успел выстрелить — сзади послышался знакомый голос:
— Княже Дмитрий, ты слишком высоко поднял лук, не попадешь в цель.
Все разом обернулись и увидели митрополита, который подходил к ним, на ходу благословляя.
— Я буду целиться точно, отче, — сказал Дмитрий. — И попаду! Попаду прямо в хана татарского!
— Где же ты видишь хана? — серьезно, принимая игру, опросил митрополит Алексий.
— Вон холм, — выдумывает Дмитрий, натягивая тетиву. — На холме золотой шатер, в шатре хан сидит. Как высунет он свою круглую голову, я пущу в него стрелу! И убью хана. Татары посмотрят: мертвый их хан! Испугаются и побегут с нашей земли.
Владимир и Иван крутят головами во все стороны: где холм? Где хан в золотом шатре? Не видать ничего…
Долго целился Дмитрий и наконец выстрелил: запела стрела и воткнулась в самую середину черного круга.
— Попал! — закричал радостно мальчик. — Убит хан! Бегут татары с земли русской!
«Надо все сделать, Дмитрий, — думает митрополит всея Руси Алексий, — чтобы побежали татары от твоего меча с Руси. Только не выкован еще меч этот».
Мал княжич Дмитрий, чтобы управлять Московским княжеством, чтобы решения принимать важные. Вот и получается, двойная ноша у митрополита всея Руси Алексия: дела церковные, а рядом с ними — дела княжеские. Сам следит, чтоб оброки и пошлины с христиан исправно поступали и на княжий двор, и в митрополичью казну, ибо от них сила и у князя и у церкви.
Сам поучает мирян, чтоб были благочестивы и послушны и богу, и церкви, и князю. Пишет Алексий простым людям послания, укоряет их, что во время богослужения нет у них благопристойности, семечки да орехи грызут, зубоскалят!
И еще великая забота у Алексия: наставлять малолетних княжичей. Прежде всего — Дмитрия, старшего, на него надежда.
Вот сидят они, княжичи, перед ним, каждое слово ловят.
То торжественно звучит голос митрополита, когда говорит он, что земля русская до полона татарского удивляла людей красотами многими — озерами светлыми, реками, холмами высокими, дубравами частыми, полями дивными, зверьми различными, птицами бесчисленными, городами великими, селами дивными, садами монастырскими, домами церковными, князьми грозными, боярами честными, вельможами многими…
То сникнет голос митрополита, и от слов его, что стала земля, благословленная богом, пустой, что сожжены города прекрасные, что кровь русская, как вода, землю напоила, заноют сердца у мальчиков, станут серьезными их лица. Недвижные княжичи слушают чуть дыша.
— Почему же Русь не устояла перед Ордою? — Внимательно смотрит Алексий в ясные лица княжичей.
— Потому что каждый русский князь сам по себе, — говорит Дмитрий.
— Верно! Верно, княжич!.. — И Алексий в волнении ходит по комнате, рассказывает, как подошел Батый к земле Рязанской, как рязанские князья, видя несметные полчища татарские, послали к князю владимирскому гонца с просьбой о помощи, но не дождались ее рязанцы. Сжег Батый Рязань, а за ним Владимир, Москву, Киев.
И заставляет митрополит мальчиков запомнить скорбные слова, что осталися от городов русских только дым и пепел, что погибла светло светлая и украсно украшенная земля русская, что каждый в отдельности князь Орду не сокрушит, что в раздорах слабость. А была бы Русь единой, сладила бы с Ордой.
— Вон какой храбрый был новгород-северский князь Игорь! — захлебываясь, почти кричит Дмитрий. — «Хочу, — сказал он, — сломать копье на границе степи Половецкой с вами, сыны русские, хочу или сложить свою голову, или напиться шлемом из Дона». И полки у Игоря храбрые. Но одолели их половцы. А все потому, что не было между князьями помощи, что врозь развеваются их знамена.
— Верно, княжич! — Алексий доволен, обнял мальчика. — Предрекаю тебе, слышишь, Дмитрий: ты соберешь под свое знамя русских князей и поведешь полки на Орду татарскую. И все вы, три брата, всегда вместе будьте, плечо к плечу — и в радости и в беде.
Иван и Володимер, — сказал он, обращаясь к младшим, — слушайтесь старшего брата Дмитрия во всем.
Уже сейчас готовит митрополит княжичей к битве грядущей. Крепит дружбу между братьями. Поэтому-то после кончины князя Андрея, умершего, как и его брат Семеон, от черной смерти, чумы, живет в Москве подолгу и частенько маленький Владимир, князь серпуховской.
