Битва двух империй, 1805–1812 - [25]

Талейран с гордостью написал в своих мемуарах: «Можно сказать без малейшего преувеличения, что в момент подписания Амьенского мира Франция получила такой престиж, могущество, славу и влияние, что самый честолюбивый ум не мог бы пожелать большего для своего отечества… Меньше чем в два с половиной года… Франция, выйдя из того ничтожества, до которого довела ее Директория, стала первой державой Европы»[22].

Действительно, 1802 г. стал годом великих свершений первого консула. 18 апреля в праздник Пасхи под сводами собора Нотр-Дам был торжественно обнародован Конкордат, соглашение с папой римским, который возвращал во Францию католическую религию, сохраняя при этом свободу совести для всех граждан республики. 26 апреля была объявлена амнистия всем эмигрантам, не запятнавшим себя преступлениями против отечества, и 150 тысяч человек, которые вынужденно покинули родину в годы революции, получили возможность вернуться домой. Всего лишь тысяча эмигрантов, те, кто командовали контрреволюционными войсками, и те, кто сохраняли свои посты при дворах бежавших принцев, исключались из амнистии.

Один из вернувшихся эмигрантов, перешедший на службу к Наполеону, писал следующее: «Я проехал 60 департаментов (регионы, на которые делилась Франция) и поставил себе за цель строжайше проверить всю информацию, все то, чему я так долго не верил. Я получал информацию у префектов, у местных властей, я использовал все возможные контрпроверки, и я вынес из моих поисков лишь одно — что никогда за всю историю Франция не была столь процветающей, лучше управляемой и более счастливой».

В 1801–1803 гг. была проведена кардинальная административная реформа, создавшая современный государственный аппарат. В эти же годы была создана эффективная судебная система. А знаменитый закон от 11 флореаля X года (1 мая 1802 г.) учреждал систему высшего и среднего образования, не потерявшую своего значения вплоть до наших дней.

Никогда еще Франция не видела такого бурного экономического роста, как в эти годы. Все источники отмечают, что именно в 1802 г. начался подъем промышленности, который продолжился и в годы Империи. Если накануне прихода к власти Бонапарта валовой продукт Франции был на 40 % меньше такового в 1789 г., к началу эпохи Империи он превзойдет дореволюционный уровень почти на 50 %!

Как в самой Франции, так и на вновь присоединенных территориях повсеместно производились обширные строительные работы. Строились новые дороги, каналы, порты. В этом году была начата прокладка дороги через Симплонский перевал в Альпах, открылась новая дорога от Майнца до Страсбурга, сооружались дороги от Ниццы к Генуе, от Бордо к Байонне и т. д. Особенно интенсивно развивался Париж. Первый консул объявил, что он желает сделать столицу «самым прекрасным городом, который когда-либо существовал». Рапорт полиции от 26 мая 1802 г. сообщал, что «строительные работы ведутся с такой активностью, что едва хватает рабочих»[23]. А «Газет де Франс» в те дни писала: «Если судить по многочисленности и активности общественного и частного строительства, которое ведется в столице, можно подумать, что строится новый город»[24].

Неудивительно, что свершения Бонапарта вызвали во Франции не просто энтузиазм, а восторженное чувство подъема. Страна, вышедшая из потрясений революции, словно расправила крылья, была полна энергии и веры в будущее. Помнится, как один пожилой француз, знаток наполеоновской эпохи, блистательно резюмировал состояние духа людей того времени: «В эпоху Консульства все французы словно стали молодыми». Герцог де Брольи написал в своих воспоминаниях: «Эти четыре года (консульства), подобно десяти годам правления Генриха IV, являют собой самую лучшую, самую благородную часть истории Франции»[25].

Вполне закономерно политический авторитет Бонапарта так возрос, что он был провозглашён пожизненным консулом, а 4 августа 1802 г. была принята новая конституция, которая учреждала власть, близкую по своей сути к монархической. Бонапарт отныне был не только пожизненным консулом, но и имел право представить сенату своего преемника.

В отношении с Россией Бонапарт всеми способами стремился показать своё внимание к этой стране и к её монарху. В Петербург был направлен временный посланник, который пробыл в столице до августа 1802 г. Этим человеком был молодой блистательный офицер Арман де Коленкур.

Инструкции, данные посланнику, резко контрастируют с наставлениями, которыми царь снабдил Моркова. Они очень короткие и сводятся фактически к одной фразе: «…вы постараетесь выразить ему (Александру) от имени Первого консула твердое намерение французского правительства культивировать добрую гармонию и дружественные связи, которые счастливо установлены между двумя государствами»[26].

В то время как Коленкур всеми силами старался улучшить отношения между Россией и Францией, Морков, казалось, не жалел ничего для того, чтобы отношения царя к Бонапарту переросло в настоящую ненависть. Совершенно непонятно, как посол, попавший в страну, в которой происходили гигантские позитивные сдвиги, не увидел и не услышал ничего, кроме брюзжания старух, вернувшихся из эмиграции. В его донесениях все описано только в черном цвете. «Положение (