Битов, или Новые сведения о человеке - [6]

Когда я Андрея вспоминаю, какие-то детали так ясно вижу… его руки… и особенно ногти, они закруглялись вокруг пальцев, как будто пытались стать когтями. Вижу, как он этими пальцами сворачивал самокрутку с душистым трубочным табаком «Drum» или брал стопку с водкой и не торопился выпить, а начинал что-то рассказывать. Когда он говорил, возникало ощущение, что ты спишь. Он проникал каким-то образом в твое подсознание, он догадывался, что тебе важно, про это и говорил. Как будто глубокие мысли, которые в тебе есть, он, глядя тебе в глаза, улавливает и начинает про это говорить. Его рассказы шли не вдоль, а в глубину. Не по сюжету. И еще этот голос, его тембр. Он умел владеть твоим мозгом. И он очищал его как-то, обогащал…

Самокрутка в руке, когтистые пальцы, волчья шуба, красный «жигуленок»-02 на снегу…

В нем чувствовалось боксерство. Он всегда вел себя смело. И эта смелость была за счет того, что он знал, что сможет за себя постоять. И не только за себя. Этим он как-то напоминал мне Высоцкого.

У меня есть еще и еще воспоминания. Например, питерские, детские, о том, как Андрей водил меня в стереокинотеатр на Невском. Или помню, как в Тбилиси у нас дома готовили к первому изданию книжку Битова «Грузинский альбом». А до этого были страсти насчет «ЛитГрузии»: напечатают – не напечатают его повесть в этом журнале?.. Если б не напечатали в журнале, то и книжка не вышла бы. Такие были времена, ведь Битова много лет вообще нигде не печатали, он был под негласным запретом. Журнал с повестью вышел, все обрадовались, и Андрей тогда приехал в Тбилиси. Собрались у нас на квартире, Резо рисовал эскиз обложки, писал название будущей книги. Крошка (так все звали и сейчас зовут мою маму) принесла старый семейный альбом. Там нашлась фотография моей прабабушки с дочкой. Она и стала обложкой книги!.. А на заднюю обложку нашлось фото из семейного альбома Битовых – бабушка Андрея с его мамой…

Резо и Андрей в Германии

А потом я закончил школу… А потом – «Кин-дза-дза!».

Андрей всегда приходил на все наши премьеры. Даже больной. Из Питера в Москву на премьеру фильма «Кин-дза-дза!» приезжал. Он всегда был рядом, всегда отец и Андрей друг друга поддерживали. Резо как-то раз уехал ставить спектакли в Швейцарию, и туда Андрей тоже приезжал на премьеры. А потом, когда в Грузии шла настоящая война, Битов устроил приезд Резо и Крошки в Германию, они вместе с Андреем жили в маленькой деревне Фельдафенг под Мюнхеном, в доме литераторов работали над своей «пушкинианой» – книгой о Пушкине с рисунками Резо и текстами Андрея. Все это происходило в маленьком доме у озера, в сказочном месте. Я тогда учился в Лос-Анджелесе и приезжал к ним из Америки.

На премьере фильма «Знаешь, мама, где я был?..». Москва, 2018 год

Последний раз я видел Андрея на премьере фильма «Знаешь, мама, где я был?..» в декабре 2017 года. Фильм открывал фестиваль «Черешневый лес» в ГУМе, на Красной площади.

Андрей был болен. Но – пришел. Для меня это было очень важно. И для Резо, который тоже был болен и не смог приехать в Москву на премьеру.

Андрей вошел с друзьями, бледный и хмурый, посмотрел на меня, подал руку, говорит своим хрипловатым, всепроникающим голосом: «Ну, здравствуй, отец!..»

Он глядит мне в глаза, сжимает руку.

И я вдруг вспомнил свои тринадцать лет, педали газа и сцепления, – плавнее отпускай… И как Андрей бежал вдоль Куры за арбузом. И что я вместе с Резо и Торнике крестил этого великого человека в монастыре Моцамета…

Ирина Сурат [4]

Прощание

Умер Битов.

Тексты его будут жить, но сам-то он умер.

Он думал всегда. Когда жарил картошку или варил кофе, когда сидел, уставившись в телевизор; кажется, что он думал во сне. Сны его – а он любил их рассказывать – были готовыми сюжетами прозы. Он думал, когда говорил. Не произносил заранее обдуманную речь, а мыслил прямо сейчас. Многие жаловались, что ничего не понятно, а это был процесс, в котором и самому ему было ничего не понятно. Но больше всего он думал, когда писал, а писал он практически набело, в последние годы просто записывал мысли – и все. Ничего не сочинял.

Он думал всегда своей головой, никогда не опирался на чужие мысли, хорошо это или плохо, но так. Он много думал о себе – так уж он был устроен, что мир воспринимал через себя, так устроена и его перволичная проза, хорошо это или плохо, но так. Очень любил Паскаля. Подарил мне когда-то свое любимое издание «Мыслей» 1843 года, а к нему – длинный блокнот в шелковом японском как будто старинном переплете, блокнот для мыслей, я оценила.

Пушкин навещает А. Битова в клинике Бурденко. Рисунок Резо Габриадзе

«Я люблю уединение и ничего не делать».

Он и прилюдно был наедине с собой, в голове его без остановки работал какой-то мотор, он неустанно собирал головоломку жизни. «Большой мозг – большие обломки» – так говорил о себе, смеясь (в 1994 году была операция на мозг, врачи сказали тогда, что он не будет писать, читать, ходить, говорить). Был всегда в борьбе – со своими пороками, с депрессией, ленью, в самоанализе был беспощаден. «Битва» – неслучайное у него слово, анаграмма имени, так назван один из лучших его текстов, точнее – блок текстов о поэзии и прозе, включенный им в разные книги. Узнав