Битники. Великий отказ, или Путешествие в поисках Америки - [27]
Писатель рождается тогда, когда человек умирает перед лицом своего внутреннего кошмара, приносит себя себе же в жертву, чтобы родиться вновь. Там, на самом дне самости, его ожидает сокровище – чистый прообраз его языка, то есть язык обретенный. Тот архетип, что явился Берроузу в откровении Яхе, – это видение Собранного Города, этакого Эльдорадо на тысячу врат, изломанного пространства всех его будущих произведений. Видно, что в этом видении Биллу Ли открылось какое-то важное знание: так, ответные письма Гинзберга – это в основном кошмары, ответы Берроуза – уже обретенная мудрость, а не страх.
Не сказать, что «Письма Яхе» – самый заметный роман Берроуза, но с точки зрения его становления он, на мой взгляд, самый важный (к тому же, опять-таки субъективно, он лучше всего написан). Здесь возникает литература – и в этом смысле более ранним «Джанки» и «Гомосеку» до литературы как до Священной Горы, как до Марса.
В 1940-е и отчасти в 1950-е битники держатся сами по себе, почти неприступно. На идеалы и ценности молчаливого поколения им глубоко наплевать, и всем своим поведением они демонстрируют это вызывающее пренебрежение. Так, студенты престижного университета, они проводят почти что всё свое время не в душных аудиториях, но на улицах – среди проституток и хастлеров, алкоголиков и наркоманов, безумцев, преступников и непризнанных поэтов. Их интересует настоящая жизнь, та самая, которую можно выделить лишь средствами объективистского письма.
Аллен пытается свыкнуться с тем, что он гомосексуалист. Он даже спит с Керуаком, но тот не испытывает по этому поводу никаких восторгов – эксперимент экспериментом, но он же стыдливый католик…[51] Гинзберг страдает, влюбленный в Керуака, но вскоре это проходит, развеявшись на ветру многих и многих случайных связей. В какой-то момент он оказывается на распутье: «Двадцатилетнего Аллена толкали сразу в двух направлениях. С одной стороны была Колумбия и амбиции его отца. С противоположной были Рембо, поэзия и безумие; наркотики, преступники и мир дна»[52]. Аллен выбирает поэзию, что бы там ей ни сопутствовало.
Сам Джек не сидит на месте – он возвращается в торговый флот, затем просто странствует по своей огромной стране, записывая всякий нетривиальный – а впрочем, и тривиальный тоже – опыт. Берроуз, успевший попробовать всё, что было можно, в Нью-Йорке, срывается с места и вместе с Джоан Воллмер движется к югу: Луизиана, Техас, Мексика. Он продолжает экспериментировать с наркотиками и литературой.
6 сентября 1951 года в Мехико пьяные Берроуз и Джоан решили поиграть, как они говорили, в «Вильгельма Телля», то есть метко пострелять. Джоан установила на голове некий предмет – до сих пор не совсем ясно, что именно это было, но чаще всего называют стакан, – Билл выстрелил и попал жене в голову. Джоан умерла, Берроуз пошел под суд, однако стараниями адвоката скоро оказался на свободе.
После смерти жены Билл приступает к активной писательской деятельности. Позже он скажет, что, если бы не убийство Джоан, он никогда бы не стал писателем.
На полях: хороший, плохой, злой
«Эротическое поведение противоположно обыденному поведению так же, как трата противоположна накоплению. Если мы живем, повинуясь велениям рассудка, то пытаемся приобрести разного рода блага, работаем с целью приумножения наших ресурсов – или наших знаний, – стараемся любыми способами обогатиться и обладать все большим количеством [благ]. В принципе именно таково наше поведение в социальном плане. Но в минуту крайнего сексуального возбуждения мы ведем себя противоположным образом: мы без меры расходуем наши силы и порой, в жестоком порыве страстей, без какой-либо пользы для себя растрачиваем значительные энергетические ресурсы. Сладострастие так близко разорительному растрачиванию, что мы называем «малой смертью» момент, когда оно достигает своего пика. Соответственно, образы, воскрешаемые в памяти эротически чрезмерным, всегда пребывают в беспорядке. Нагота разрушает благопристойность, которую мы придаем себе при помощи одежды. Но, встав на путь сладострастного беспорядка, мы не удовлетворяемся малым. Нарастание присущей нам от рождения чрезмерности иногда сопровождается разрушением или предательством».
Жорж Батай – «Суверенный человек Сада».
То было время, когда молодые восстали, и это было так ново, так яро, что мало кто всерьез размышлял о перспективах такого восстания. Но для профилактики или просто по старой строевой привычке институты государственной безопасности и пропаганды включись в игру на правах кнута и пряника.
