Бисмарк и Россия. 1851-1871 гг. - [47]

Скептически смотрел на эти «успехи» Бисмарк. Находясь в российской столице за сотни километров от Бадена, он чувствовал эфемерность состоявшейся встречи и ее бесперспективность. По этому поводу он писал 16 июня Вентцелю: «Путем такого навязанного согласования произошло корпоративное прислуживание германских князей, которым Луи Наполеон вскоре воспользуется для того, чтобы натравить одного на другого и скомпрометировать нас, если мы продолжим прежний курс, направленный против него»[430].

Если Бисмарк не доверял двойственной политике Наполеона III, то уверениям императора Александра II в необходимости укрепления российско-прусских связей он уделял большое значение. В первых депешах из Петербурга за 1860 г. он писал о том, что Пруссия приобретала все более важную роль во внешней политике российского самодержца. В условиях, когда Наполеон III, как монарх, который меняет свои резиденции: весеннюю (тайный договор 1859 г. с Россией) – на летнюю (сближение с Сардинией)[431] – демонстрировал непостоянство своей политики, Пруссия была важна Александру II, чтобы привести Францию к политике законности. В разговорах с Бисмарком самодержец подчеркивал, что «если бы я был поддержан Пруссией, было бы весьма вероятно, что мы рука об руку могли бы оказывать весьма ощутимое влияние на решения императора французов»[432].

Пруссия также приобретала ключевое значение в оценке Александром II состояния собственно германских дел. С существованием Пруссии как суверенного государства самодержец связывал существование самой Германии. На основании бесед с Александром II Бисмарк приходил к выводу, что он помимо личных симпатий «исключительно из политических оснований посчитал бы себя обязанным сражаться до последнего выстрела, дабы предотвратить, чтобы Германия после гибели Пруссии, предстала ничем не более расширенного Рейнского союза»[433].

В австро-прусском противостоянии в германском вопросе российский император приходил к однозначному выводу о необходимости поддержки Пруссии.

Австрия, правда, в это время пыталась исправить свою вину в ухудшении отношений с Россией, вызванном ее воинственной политикой в годы Восточной войны и эскалацией вооруженного конфликта в Италии. Учитывая временный отход России от активной внешней политики в Европе в пользу решения внутренних проблем, Австрия делала робкие шаги для улучшения отношений с Россией. В ходе беседы с Бисмарком 27 июня 1860 г.[434] Горчаков признавался, что австрийский поверенный в делах граф Фридрих Ревертера фон Саландра по поручению графа Рехберга сделал заявление о том, что Австрия соглашалась предоставить свою политику в восточных делах в полное распоряжение России ради восстановления с ней прежних связей[435]. Свое недоверие подобным заявлениям Горчаков передал пословицей: «Обжегшись на молоке, будешь дуть и на воду». Вместе с тем, российский министр подчеркивал, что в последнее время австрийская сторона оказывала России в Константинополе полную поддержку. На вопрос Бисмарка о восстановлении Священного союза Горчаков ответил категорическим «нет», отметив, что, перед тем, как говорить об укреплении российско-австрийских связей, он будет советовать Вене идти сначала на уступки Берлину в союзных спорах и решении германского вопроса.

Официальный Петербург реагировал на подобные предложения довольно сдержанно, но с пониманием и симпатией, поскольку миролюбивая политика Александра II была нацелена на поддержание дружеских отношений со всеми великими державами. Бисмарк сообщал о награждении австрийских офицеров, прибывших в Петербург на празднование 150-летия существования гвардейского полка почившего австрийского императора, орденами Святого Станислава 1-й степени и Анны 3-й степени. Показательным было то, как в Петербурге отметили дни рождения французского и австрийского императора в 1860 г. Так, день рождения Наполеона III 20 апреля в российской столице отпраздновали сравнительно скромно. Однако в день рождения Франца-Иосифа I 18 августа «император отдал приказ надеть все австрийские ордена»[436], поднимались многочисленные тосты за здоровье императора Австрии. Все это, правда, было характерно для большой политики. Антиавстрийские настроения в российской столице, конечно, никуда не делись. В донесении 7 сентября 1860 г. в Берлин Бисмарк передавал подробности этого праздничного банкета: «При произнесении Александром II тоста за здоровье императора Австрии многие из присутствующих русских офицеров, не замеченные императором, отказались пить, причем многие демонстративно выплеснули содержимое своих бокалов». Бисмарк писал, что свидетели этого «изображали поведение офицеров в более ярких красках» [437].

Бисмарк отмечал, что отношение к австрийцам при императорском дворе кардинально изменилось и совершенно исчезло то раздражение, которое чувствовалось еще год назад. Император был доволен новыми заверениями Вены и советовал ей «при любых обстоятельствах объединиться с нами (Пруссией – В. Д.) и ради этой цели не бояться никаких уступок в области германской политики»[438]. В этом случае Россия соглашалась взять на себя инициативу убеждения мелких германских государств идти навстречу такому австропрусскому единству.