Бисмарк и Россия. 1851-1871 гг. - [46]
Бисмарк, как и прежде, руководствовался соображениями государственных интересов и считал, что, если в данный момент Пруссии выгодно поддерживать тесные связи с Францией, то это следует делать, не обращая никакого внимания на то, кто ею руководит. «Со своим сюзереном, – писал он, – я стою, с ним и погибну, даже если бы он погиб, с моей точки зрения, безрассудно, но Франция остается для меня Францией, хоть бы ей правил Луи Нап<олеон> или Людовик Святой, а Австрия остается для меня заграницей»[421].
Такая позиция неожиданно сближала Бисмарка с либералами. Так, на заседании прусского парламента 21 апреля 1860 г. барон Карл Фридрих фон Финке заявлял, что «если правительство его королевского величества продемонстрирует симпатию по отношению к Австрии, я буду первым, кто противопоставит этому свое мнение». Анализируя подписание Австрией мира в Виллафранке и австрийскую внешнюю политику последних 10 – 20 лет в целом, прусский депутат выражал большое сомнение в том, сохранили бы теперь актуальность наставления прусского короля Фридриха-Вильгельма III своему сыну, будущему королю Фридриху-Вильгельму IV, о России и Австрии: беречь в крепости отношения с ними и между ними[422].
Беречь отношения с Россией Бисмарк отправлялся уже в Петербург, куда прибыл вместе с семьей 5 июня 1860 г. Если первая после длительного отсутствия Бисмарка в Петербурге встреча с Горчаковым носила несколько сдержанный характер, то Александр II, наоборот, оказал необыкновенно теплый прием прусскому представителю. В ходе аудиенции император отозвался о Пруссии как о «самом интимном союзнике»[423]. В письме другу Вентцелю Бисмарк сказал более откровенно: «Император рассматривает нас как своего самого близкого, если не единственного друга»[424].
Александр II считал сотрудничество с Пруссией ключевым фактором в деле усмирения агрессивной внешней политики Франции. Российский самодержец представлял возможным ввести политику Франции в русло законности и соблюдения международного права лишь путем построения союза России, Франции и Пруссии. На аудиенции 14 июня он говорил Бисмарку: «Я <…> хотел бы создать союз между Пруссией, Россией и Францией, поскольку я вижу в нем в настоящий момент самое простое и самое действенное средство для сохранения безопасности в Европе. Чтобы поставить императора Наполеона на сторону регламентированной и законной системы, я бы хотел наложить на него узы альянса»[425].
В этой связи Александр II и Горчаков положительно оценили состоявшееся 16–17 июня в Бадене свидание Наполеона III с принцем-регентом Вильгельмом[426], свидетельствовавшее об успехах предлагаемого Петербургом плана. Бисмарк настроен был более скептически. В письме своему другу Вентцелю 16 июня 1860 г.[427] он говорил о том, что в Петербурге оценивают эту встречу как «залог к миру». На самом же деле свидание имело несколько аморфный формат. На встречу с Наполеоном III принц-регент Вильгельм пригласил королей Вюртемберга Вильгельма I и Баварии Максимилиана II. Ганноверский король Георг V, узнав об этой встрече, несмотря на плохое здоровье, тоже решил приехать в Баден. В таком случае нельзя было забыть и о четвертом короле – Иоганне Саксонском. И его пригласили. Великий герцог Баденский Фридрих I был на этой встрече в силу принимающей стороны. Великий герцог Заксен-Ваймар-Айзенахский Карл Александр и герцог Заксен-Кобург-Готский Эрнст II тоже вдруг оказались в Бадене – и их пригласили. Трудно было определить смысл собрания такой коалиции германских государей. Позже ходила шутка о том, что Наполеон, вернувшись в Париж, будто бы сказал: «Принц-регент вел себя в отношении меня как стыдливая девушка, которая боится речей ухаживателя и избегает оставаться с ним одна слишком долгий срок»[428]. Наполеон воспользовался
случаем, чтобы персонально уверить каждого из государей в благожелательности намерений Франции и ее мирной политике. Германским государям казалось, что они образовали общий фронт перед лицом опасности – и угроза на левом берегу Рейна миновала. Принц-регент выступил перед германскими правителями с торжественным обращением, в котором говорилось о сохранении территориальной целостности Германского союза, о преждевременности реформирования Союза и о верности Пруссии интересам всей Германии[429]. Содержание речи усилило ощущение радости в Бадене. Даже выбор дня обращения принца-регента к правителям германских государств-18 июня 1860 г., в годовщину победы коалиционных войск над армией Наполеона I в Битве при Ватерлоо 18 июня 1815 г., – казался символичным. Довольны были все: германские монархи – пребыванием в иллюзии важного положения, которое они якобы занимали; принц-регент – формальным подтверждением прусско-французских добрососедских отношений; Наполеон III – удавшейся акцией по усыплению бдительности германских государей и созданию благородного образа Франции в глазах немецкой общественности. Даже Петербург был доволен формальным сближением Пруссии и Франции, что соответствовало предложенной Александром II идее укрепления франко-прусско-российских отношений.
Скептически смотрел на эти «успехи» Бисмарк. Находясь в российской столице за сотни километров от Бадена, он чувствовал эфемерность состоявшейся встречи и ее бесперспективность. По этому поводу он писал 16 июня Вентцелю: «Путем такого навязанного согласования произошло корпоративное прислуживание германских князей, которым Луи Наполеон вскоре воспользуется для того, чтобы натравить одного на другого и скомпрометировать нас, если мы продолжим прежний курс, направленный против него»
