Бирюзовый Глаз - [21]

Однако долго ждать не пришлось. Почти сразу девушка-официантка принесла пиво. В одной руке она несла обе кружки, а в другой что-то вроде маленького черного котла. Я сообразил, что здесь принято платить сразу. Почему бы и нет? В каждом заведении свой устав и свои порядки, если они не противоречат санитарно-гигиеническим и разным прочим нормам.

– Сколько с меня? – предупредительно спросил я.

– Вы впервые у нас? За это особое пиво полмонеты за пинту, обед будет стоить девять монет. Это когда принесут. Но можно и сразу заплатить.

Странная у них терминология. Каких еще «монет»? Удачно вспомнив, что на сленге некоторых московских тусовок «монетой» называют сотню рублей, я сообразил, что обед здесь встанет в тысячу целковых. Ну, ничего. Бывало и подороже.

– Итого десять монет? – зачем-то переспросил я. – Как удачно. Тогда сразу и расплачусь.

Я вытащил пару пятисоток и бросил в подставленную посудину. Девушка с недоумением воззрилась на две красненькие бумажки, но ничего не сказала. Похоже, она просто не знала, что делать. Тут зазвенел мой мобильник. Звонила Стелла. Это как-то отвлекло от происходящего.

– Да? – спросил я трубку.

– Ну? – послышался ее недовольный голос. – Ты что, все еще не вышел? Или уже? А то я ненадолго задержусь.

– «Ненадолго» это часа на два? Я уже на месте.

– Быстро… Ладно, вероятно скоро приеду. Перезвоню тогда, если получится. Не скучай там.

Что значит – «Перезвоню тогда?» Когда это – «тогда»? Официантка тем временем не уходила, явно дожидаясь окончания разговора.

– А вы не ошиблись? – предупредительно просила она. – Вы дали мне две пятитысячные.

– Да? – я посмотрел в «котел». При ближайшем рассмотрении он оказался железным. – Ой, прошу прощения. Ошибся, конечно. – Я быстро забрал пятитысячные купюры, и заменил их одной тысячной. – Я не такой богатый, чтобы оставлять столь значительные чаевые, извинтите уж, – плоско пошутил я. Потом, подумал секунду, и добавил еще пару сотен. – За беспокойство и за вашу честность.

После звонка иллюзия как-то сама собой рассеялась. Стало вдруг очевидно, что и очаг не настоящий, и свечи на самом деле умело декорированные под старину электрические светильники, да и воздух тут никакой не «древний», а просто фильтрованный и кондиционированный.

Стеллы все не было, но я не переживал: иногда хочется посидеть просто так, ни о чем даже не думая. Но мозг без мыслей не может, а умение «останавливать внутренний диалог» считается чуть ли не главным достижением дзен-буддизма. Куда уж мне до столь высокого просветления.

Тут подошел какой-то неприятный на вид тип лет тридцати. Он казался среднего роста, с трехдневной щетиной и в грязноватом сером свитере без воротника.

– Господин скучает? – спросил мужик.

– Да нет… не особо.

– А не хочет ли господин молоденькую девушку?

– Нет, – раздраженно отрезал я. Стало вдруг очевидно, что никакой это не свитер, а слегка тронутая ржавчиной кольчуга.

– О! Вы предпочитаете взрослую женщину?

– Нет! – уже громче отказался я.

– Ой! Простите меня! – извинился тип, и противно осклабился. – Я даже не сообразил. Так господин желает мальчика?

– Пшел к черту, сукин сын! – почти заорал я. Сидящие за соседними столиками с изумлением посмотрели в мою сторону.

Мой собеседник отстал и действительно пошел, но было заметно, как уходя, он не то удивленно, не то расстроено качает головой…

Стоило ему удалиться, откуда-то сбоку возник здоровенный, как шкаф, брутального обличья мужик, с гиреподобыми кулаками и глумливой улыбкой на физиономии.

– Что? Не договорился? – громила мотнул головой в сторону сутенера в железном свитере.

– Да, похоже, не поняли мы друг друга, – как можно более обтекаемо пояснил я. – Чем-то смогу быть полезен?

– Не обращай внимания, – неожиданно примирительным тоном пояснил бугай, – Он парень мелкий, незначительный, трудом добывает хлеб свой. А полезным… да, можешь быть. Тебя же Пападакис нанял, если не ошибаюсь?

Несмотря на внешнюю шкафоподобность, неожиданный собеседник изъяснялся на вполне правильном, если не сказать интеллигентном русском языке, без площадных выражений, развязных жаргонизмов и нецензурных словечек.

– Нанял… кто?

– Леонид Пападакис.

– Фамилия незнакомая, – тихо пробормотал я.

– Не назвал, значит. Его дедушка из понтийских греков, а дальние предки происходили от генуэзцев. Вроде бы. Вот парень и унаследовал некоторую генетически обусловленную хитрожопость.

– Это называется – национализм, и бытовой шовинизм, – зачем-то пояснил я.

– Короче так, слушай сюда, – вдруг совсем иным тоном заговорил мой собеседник. – Подружка твоя не придет, пока мы не договоримся. Так что не торопись и на дверь не поглядывай.

В этот момент принесли тарелку с аппетитно пахнущими кусками мяса и с чем-то похожим на вареную картошку. Пока официантка не ушла, мы не разговаривали.

– Так что ты от меня хочешь? – наконец, спросил я, уминая за обе щеки. Мясо оказалось выше всяческих похвал. – Или так, за жизнь поговорить? Это я всегда пожалуйста. Хочешь пива? Угощаю, у меня сегодня приступ немотивированного альтруизма.

– На работе не пью. Слушай наше встречное предложение. Как и договаривался, работаешь на Пападакиса, но обо всех его делах сообщаешь нам. Отнюдь не бесплатно, разумеется.