Бирюзовые серьги богини - [22]

— Чего «дядь борь»? Залазь в кабинку! А ты за нами езжай, твои там всем табором у нас, вокруг камня сидят, и ты им, и Симка наша нужна.

Он хлопнул дверцей.

— А зачем мы оба понадобились? — Сима не на шутку встревожилась. Ладно свои, хоть и стыдно, но что местные подумают?

— Хакан сказал, что ты в знаках, что на камне, разбираешься, вроде как какие-то черточки, кружочки распознала. Вот местные аксакалы и хотят с тобой поговорить. Ну и бабка этого, — он мотнул назад, где подальше от машины, в стороне от пыльного хвоста, ехал Арман, — внука ищет. Как сказала, что вас не было у них в стойбище, так мы и заволновались все. Начальник меня отправил искать. А где искать? В степи? Ночью? — дядя Боря перекрикивал урчащий мотор, спускал пары, дав волю напряженным нервам. — Ты, Симка, не обижайся, но испугались мы за тебя. Степь ночью — это тебе не городской парк с фонарями! И волки водятся, и всякой другой живности полно, да и парня этого ты же совсем не знаешь, мало ли что!..

— Все нормально, дядя Боря, он хороший парень, а перед вами я виновата, простите, а? — Сима лисой заглянула в лицо шофера, улыбнулась виновато.

Он перевел скорость, усмехнулся.

— Лиса! Лиса и есть! Ладно уж, и ты прости, набросился на тебя. Это я от волнения. Эмоции обуяли.

— Дядь Боречка! Как я вас люблю! — Сима обняла его за шею.

— Тихо ты! Чего накинулась, я ж за рулем! Потерпи, приедем, тогда и будем обниматься.

Сима расхохоталась. Напряжение, как рукой, сняло.

В эту ночь, когда звезды поблекли, не смея соперничать в яркости с Небесным Оком, Каменная Голова, освещенная девятью кострами, была видна издалека. Языки пламени с особым остервенением лизали сухие дрова, как особый деликатес, редко попадающий в жерло костра. Когда же кто-нибудь из сидящих вокруг камня подбрасывал дров, искры фейерверком устремлялись в черное небо, лишь на короткий миг освещая заостренную верхушку камня, похожую на шлем воина. Почтенные люди со всей округи собрались на совет, узнав, что археологи открыли все символы, начертанные у подножья камня и, что некоторые из них расшифрованы.

Хакан Ногербекович сидел рядом с гостями, и, заметив Симу в лагере, помахал ей.

— Иди, начальник зовет, — дядя Боря присел на ступеньку кабинки, достал курево.

Сима застыла в нерешительности.

— Чего я там забыла? Там одни мужчины, у них не принято, чтобы женщины сидели рядом.

— А тебя сидеть никто и не приглашает! — дядя Боря затянулся, выпустил дым из уголков губ. — Начальник хочет, чтобы ты свои предположения о каком-то символе рассказала. Важно это для них. Иди, не робей. Если что, я рядом!

Сима не могла не улыбнуться. Этот дядька, как отец, опекал ее и даже чем-то похож был на него. Любил шутить, умел раскрутить неприятную ситуацию так, что о ней все забывали, переключаясь на его балагурство.

Направляясь к аксакалам, Сима краешком глаза заметила, как Арман, оставив коней рядом с лагерем, перебрался к камню и, вежливо поздоровавшись со всеми, подошел к сидевшей особняком женщине с высоким головным убором. Да и все мужчины, кроме разве что Армана и Хакана Ногербековича, были одеты в отороченные яркими узорчатыми полосами халаты и высокие войлочные шапки — кто в белые, кто — в черные.

«Прям, этническое представление!» Сима еще более неловко почувствовала себя, но делать нечего. Она перешла перекидной мостик и подошла к начальнику.

— Здравствуйте, — она чуть склонилась, здороваясь со всеми, и спряталась за начальником от любопытных взглядов, но он решительно подтолкнул ее вперед.

— Вот, наша практикантка, ее зовут Симона, она из Ташкента.

Действо походило на смотрины. Сима почувствовала огромное желание убежать. Старики молча разглядывали ее, а бабушка Армана, как догадалась Сима, просто сверлила ее взглядом, и этот взгляд двумя змеями вползал в сердце, сковывая его. Сима почувствовала, как стало тяжело дышать. Она попятилась, только заметив, как Арман тенью метнулся за камень и тут же его голос прозвучал у самого уха:

— Я с тобой, Сима, ничего не бойся, на выпей.

Он протянул ей пиалушку. Не спрашивая, что там, она залпом осушила ее, только почувствовав знакомый запах эфедры и вкус кислого молока, смешанного с какими-то незнакомыми травами. Через пару минут Сима словно сбросила оковы, вздохнула, открытым ртом ловя воздух.

Она хотела сказать, что знаки надо смотреть днем, что сейчас ничего не видно, и она не может рассказать о том, что думает об их значении. Но не успела и звука издать, как раздался глухой удар сильной ладони в бубен. Еще один, еще. Удары поглощались чернеющей за Батыр-камнем степью, но ритм ускорялся, а у Симы подкосились ноги. Арман осторожно подхватил ее за талию, все шепча слова ободрения. Костры вспыхнули ярче, разродившись целыми снопами искр, старики, что-то причитая, синхронно закачались в стороны. Бабушка Армана, вдруг прекратив стучать в бубен, возвысила голос, то ли призывая кого-то, то ли предостерегая о чем-то. Сима расширила глаза. Перед ней, прямо над плоским камнем, на котором совершали жертвоприношения, поднялась высокая, почти с голову Батыр-камня, фигура воина. Ее очертания колыхались вместе с огнем костров, но с каждым мигом фигура становилась все более четкой, хотя цвет ее оставался белым, местами разбавленным серыми тенями.