Бирюзовые серьги богини - [20]

— Я знаю, — перебила Тансылу.

Гнев ее растворился в новом выражении, в котором смешались и скорбь, и детский страх, и жалость. Тансылу взяла бусы, прижала ладони с ними к лицу, вдохнула запах матери, который еще витал между бусинами, собранными на тонкий кожаный ремешок.

Аязгул обнял девушку. Он понимал ее без слов, и восхищался ее стойкостью. В свои пятнадцать лет, Тансылу уже познала кровь и горе, унижение и страх, но это не сломило ее, и воинственный дух, живший в ее сердечке, зажигал глаза гневным огнем.

— Я согласна стать твоей женой, но помни свое обещание, Аязгул!

Они смотрели друг другу в глаза, и это была молчаливая клятва.

— Седлай коней, муж, мы выходим.

Утро всадники встретили верхом. Солнечный свет торопливо бежал за ними вслед, спускаясь по пологому боку холма в долину. Когда солнце ослепительно засияло в белесом небе, Тансылу и Аязгул уже мчались во весь опор по степи, обгоняя время и ветер.

Глава 5. Любовь и заклинание

Серебристые нити ковыля стелились по земле, до самого горизонта степь колыхалась волнами, теплый воздух трепетал над пахучим травяным морем, и два всадника летели в нем, как миражи …

— Арман!

Игривый ветер подхватил звонкие нотки и понес их вперед, как добычу, но рассыпал по пути и, не успев огорчиться, снова вернулся к девушке, влетел в распущенные волосы, растрепал, шутя подкидывая русые пряди. Не угомонившись, перебрался в гриву лошади, но та, почувствовав натянувшийся повод, остановилась, и ветер, потеряв интерес и к лошади, и к всаднице, улетел в степь.

Арман, будучи чуть впереди, услышал голос Симы, оглянулся, осадив коня. Тоненькая, грациозно выгнув спину, девушка в живом облаке волос походила на сказочную фею. Сердце юноши обожгло огнем. Он остановился. Сима помахала ему и пришпорила кобылу.

— Давай поедем медленно, а то я едва не задохнулась от такой скачки, — в глазах Симы отражалось возбуждение, шальная улыбка блуждала на губах.

Арман, поддавшись порыву, приблизился так, что бока лошадей соприкоснулись, привлек девушку к себе и поцеловал. Пегая кобыла под Симой взбрыкнула и отошла на шаг, всадница едва не потеряла равновесие. В выражении лица радость сменилась недоумением. Некстати вспомнились слова подруги: «Это так приятно!». «Да, — Сима облизнула губы, приятно… но… что это я?..»

— Что на тебя нашло? — от чувства неловкости появилось раздражение.

Сима отвернулась. Волосы упали на лицо. Достав заколку, она собрала их на затылке. Арман тем временем слез с коня, сорвал несколько цветочков, что прятались под ковылем. Когда он появился перед Симой — улыбающийся во весь рот, с цветами, — она совсем растерялась. А он рассмеялся и протянул к ней обе руки. Сима сама не поняла, как она вынула ногу из стремени, положила ладони на горячие плечи Армана и оказалась в его объятиях.

Осторожные шаги любви… Первый — самый трогательный. Прикосновения рук, будто бы случайные, говорящие взгляды, словно зовущие, близкое дыхание — горячее и волнующее, и первый поцелуй — нежный и мягкий. И вдруг взрыв чувств, понимание обретения родственной души, доверие, страсть и снова осторожность…

— Не бойся, любимая, я не обижу тебя.

Шепот, как ласка, нежность губ у ушка, пульсирующая жилка на шее. И вокруг колышущееся серебристое море.

— Арман, мне кажется, что наша встреча неспроста. Нас будто бы кто-то вел друг к другу.

— Все предопределено в этом мире, случай — это тщательно сплетенные нити судьбы — так моя бабушка говорит. Все, что должно случиться, случится.

Арман сорвал травинку ковыля; нежная, пушистая, словно нить пряжи, она поникла. Арман дунул и ниточка встрепенулась, поднялась, легко коснувшись щеки Симы. Девушка сомкнула веки, ее ноздри чуть приподнялись от глубокого вдоха, но совсем некстати из глубины памяти всплыл туманный образ белого призрака, последний разговор с Хаканом Ногербековичем.

— Твоя бабушка шаманка? — лукаво улыбнувшись, неожиданно спросила Сима.

— Да, — Арман не удивился осведомленности подруги, улегся на спину, запрокинув руки и рассматривая облака в небе, — она шаманка, из древнего рода.

— Как интересно! — Симу вдруг осенило: — Это она сказала, что на Каменной голове есть надписи?

— Она. У Батыр-камня издревле собираются наши старики, это место считается священным. А бабушка, она знает много тайн, у нее особый дар — она умеет разговаривать с духами.

— А ты? Ты умеешь?..

Арман приподнялся на локте, сорвал несколько лиловых цветочков, подал Симе. Вместо ответа, он сам спросил:

— А ты веришь в духов?

Сима задумалась. Что ответить? Верит ли она в духов? И рада бы не верить, но, если тот белый призрак всю жизнь напоминает о себе, что тут думать?

— Не знаю, Арман, — она подняла перед собой лиловые цветы, — вот, смотри, я читала, что дух есть во всем, и в этих цветах. И что? Ты сорвал их, убил, можно сказать… в мертвом теле, даже в цветочном, дух не живет, он уходит. Но мы ничего не видим и не слышим. Это что-то такое, что не поддается объяснению. Цветок есть, духа нет, — Сима разволновалась, — но, скажи, что же думать, если все наоборот — дух есть, а тела нет? И этот дух всю твою жизнь рядом? Куда должен уйти дух, когда оставляет тело? Почему не уходит? Что говорит твоя бабушка?