Бирюзовые серьги богини - [21]

— Успокойся, любимая, — Арман обнял Симу, — мы вместе спросим. Я отведу тебя к ней, попрошу, чтобы она с тобой поговорила. Только она не знает русского языка, я буду переводить, если ты разрешишь.

Сима разволновалась. На глаза навернулись слезы.

— Спасибо, Арман, — Сима почувствовала себя защищенной, будто высокая стена выросла между ней и ее тревогами, и стена эта — Арман. Арман… странное имя… Сима усмехнулась. Арман заметил.

— Что? Что тебя развеселило?

— Да, подумалось, что имя у тебя странное, и вспомнила свое.

От растерянности на лице Симы не осталось и следа. В глазах играли озорные зайчики, губы расплылись в улыбке.

— А что означает твое имя? — Арман с нежностью провел пальцами по щеке девушки, любуясь сиянием ее сапфировых глаз.

— О! Мое имя означает «нежная, трогательная».

— Так и есть, — он привлек ее к себе.

Поцелуй перевернул реальный мир вверх тормашками. Сима растекалась нежностью в крепких объятиях. В этот миг вся степь превратилась в сказку, и только две души владели ее просторами, как Тенгри и Умай небом.

— А мое имя переводится «мечта», — прошептал Арман Симе на ушко, когда она пальчиками ласково перебирала его кудри.

— Мечта?! Мечта! Ты — моя мечта! Мечта по имени Мечта! Арман, мне так хорошо с тобой!

Каждый день превратился в сказку. По утрам Арман всегда приезжал в лагерь археологов, иногда оставался, и тогда счастью Симы не было предела. Когда же возлюбленный уходил с табуном в степь, Сима замирала, превратившись в ожидание. Солнце не спеша переползало с востока на запад, и когда в его еще ярких лучах появлялся Арман — черноголовый, на вороном коне, похожий на посланника богов, Сима ликовала: «Мечта! Моя мечта!» Сердце купалось в нежности, лицо светилось, а взгляды, встретившись, обволакивали туманом любви.

Этот вечер был таким же счастливым, как все, но какая-то смутная тревога нет-нет да всплывала в душе Симы, но ласки Армана прогоняли ее и девушка, забыв обо всем, снова погружалась в мир любви.

Они долго смотрели в глаза друг другу, целовались, а время летело, как птица, и скоро белоснежные облака зарозовели, как щечки стыдливой барышни, а потом и вовсе стали пунцовыми. Солнце село, а Арман с Симой этого даже не заметили, и опомнились лишь тогда, когда первая звезда засияла в еще светлом небе, а кони, что паслись неподалеку, позвали хозяев громким ржанием.

— Мне влетит от наших, — Сима прикусила губу.

— Ты боишься молвы?

Вопрос насторожил Симу. Арман словно испытывал ее.

— Я волнуюсь за людей, которые ко мне очень хорошо относятся, а они волнуются за меня.

— Но они знают, что я с тобой.

— Потому и волнуются. Пошли. Надо торопиться, темнеет уже, — Сима решительно встала.

Арман свистнул, и Черногривый, подняв голову, заржал и затрусил к хозяину. Пегая кобыла не двинулась с места. Только ее бока подрагивали, и густой серый хвост охаживал их.

— Ишь, какая гордая! — Сима сама подошла к лошади, погладила ее, угостила яблоком и, дождавшись, пока она с хрустом его разжевала, взобралась в седло.

Покрывало ночи все плотнее укутывало степь. В небе одна за другой вспыхивали звезды. И вот над небесной рекой воспарил Лебедь, чуть ниже воссиял Альтаир, словно указывая путь хищнику к добыче. Но вечно лететь Орлу, и никогда он не сможет настигнуть звездного красавца, чьи крылья распластались над миром, как распятие.

— Как красиво, правда? — глаза Симы горели в темноте, как звезды.

— Правда, — Арман любовался ею и боялся продолжить разговор, окончившийся неловкой паузой. Но эта пауза тяготила его. Он чувствовал, как в его сердце все сильнее разгорается огонь любви, и боялся лишним словом испортить то, что так хорошо началось. Пока только началось. — Завтра я пораньше приеду за тобой, хорошо?

Сима молчала. Клубок чувств сплетался в ее сердце, но она чего-то боялась. Боялась и осуждения, и недоброй молвы. Арман прав, да, она не хочет, чтобы о ней думали, как о легкомысленной девушке. Она не Маринка, о которой чего только не говорят и оглядываются вслед, похотливо облизываясь. Но Арман! Как бы она хотела не расставаться с ним сейчас, а так и ехать рядом, всю ночь. Молчать, смотреть на звезды и чувствовать его дыхание…

— Смотри, кажется, мы уже дошли, — Сима заметила впереди огни.

— Нет, это машина. Слышишь, как она шумит?

Сима прислушалась. Да! И она даже знает, что это за машина!

— Это за мной, дядя Боря… говорила же, волнуются наши, ой, как нехорошо! — Сима ударила лошадь стременами по бокам. — Давай, давай, вперед! Арман надо поторопиться!

Дядя Боря заметил всадников только, когда они появились в свете фар. Он затормозил и клубы пыли, поднятые машиной, накрыли ее, словно только того и ждали. Арман придержал лошадей, ухватив за повод и пегую. Дядя Боря вылез из кабинки, матерно ругаясь и на пыль, и на девчонку, из — за которой пришлось ночью ехать по бездорожью.

— Ну, чего встали там? Идите сюда, это чего ж вы творите? Всех на уши подняли!

— Мы далеко уехали и не заметили, — пыталась оправдаться Сима, слезая с лошади прямо перед шофером.

— Не заметили! — передразнил дядя Боря. — Знаем мы, почему вы не заметили!

— Дядь Борь, — Сима чуть не плакала.