Бируни - [116]

Согласно традиции главными критериями классификации драгоценных минералов были место, занимаемое ими в «шкале совершенства», и цвет. По цвету все камни делились на две большие группы: в первую входили красный яхонт (рубин) и «подобные ему» минералы красного цвета; другая группа включала изумруд и «подобные ему» камни зеленых тонов. В отличие от более поздних времен наиболее совершенными из драгоценных камней ювелиры XI века считали красные яхонты, а не алмазы, которые применялись тогда только для сверления и еще в качестве весьма изощренного яда для самоубийств. По этой классификации в одну группу с красным яхонтом обычно помещали все другие драгоценные камни красного цвета, затем переходили к жемчугу, занимавшему в «шкале совершенства» следующую графу, и лишь после этого упоминали более дешевые яхонты других цветов. «Шкала совершенства», таким образом, отражала в первую очередь коммерческую ценность камней.

В «Минералогии» Бируни вводит в научный обиход принципы совершенно иного рода. Следуя в общих чертах классификации арабского философа и естествоиспытателя IX века Кинди, он в целом ряде частностей находит собственные оригинальные пути. Так, например, свое описание Бируни по традиции начинает с яхонта, но не ограничивается его красной разновидностью — рубином, а тут же рассматривает яхонты других цветов, считая объединяющим признаком этой группы минералов не цвет, а такие свойства, как твердость и близость удельных весов. Отход от традиции проявляется и в том, что вслед за яхонтами он описывает не жемчуг, имеющий органическое происхождение, а алмаз. «Связь между алмазом и яхонтом, — подчеркивает он, — состоит в их крепости, твердости, нахождении по соседству в месторождениях и свойстве побеждать другие камни своей способностью резать и сверлить…»

Во многом Бируни так и не удалось преодолеть силу инерции, перешагнуть через устоявшиеся и, вероятно, казавшиеся ему очевидными представления, и все же его попытка нащупать внутреннюю связь явлений, увидеть близость внешне несхожих, но обладающих общими свойствами минералов явилась важным шагом на пути к созданию естественной классификации камней.

Практически все сочинения по минералогии от восходящей еще к сирийскому оригиналу «Книги о камнях» Псевдо-Аристотеля и до непосредственного предшественника — Бируни ар-Рази, помимо описания драгоценных камней, обязательно содержали сведения о месторождениях различных минералов и руд. Не отходит от этого правила и Бируни, но в отличие от многих средневековых авторов, нередко прибегавших к компиляциям из более ранних источников, он в первую очередь стремится представить читателю результаты собственных наблюдений и сообщения, полученные из первых рук. Особенно интересны его данные о разработках полезных ископаемых на территории Средней Азии — по мнению некоторых современных ученых, они представляют ценность не только как источник по истории горнорудного дела, но даже для геологии сохраняют свое значение по сегодняшний день…

Судьба «Минералогии» оказалась в целом счастливой, хотя в научных кругах мусульманского мира ее поняли и приняли далеко не все. Трезвый рационализм Бируни, выдвинутое им положение о ведущей роли опыта и эксперимента в изучении свойств металлов и драгоценных камней вызвали крайне враждебную реакцию в стане ученых невежд. Раздавались даже голоса, обвинявшие Бируни в посягательстве на правоверие.

Зато нашлись и последователи, среди которых были ученые мирового уровня. Первый в их ряду — Омар Хайям, творчески развивший экспериментальные методы Бируни в своем знаменитом трактате об удельных весах. Основным источником «Минералогия» стала и для минералогического трактата выдающегося естествоиспытателя и философа XIII века Насир ад-Дина Туси, ее влияние прослеживается и в книге «Джавахир-намэ» ученого XV века Мухаммеда ибн Мансура и во многих других трудах естествоиспытателей мусульманского Востока.

Здоровье ухудшалось с каждым днем — глаза еще видели, и в отсутствие Серахси он даже пытался понемногу читать, но слышал все хуже и хуже, грустно шутил, что из всех музыкальных звуков ему доставляет удовольствие только барабанный бой.

Отныне мозг неотступно буравила единственная назойливая мысль — успеть. Боялся не смерти, а того, что она явится не вовремя, прервет на полуслове, застигнет врасплох. Принимаясь за дело, придирчиво обдумывал, достанет ли времени и сил, чтобы довести до конца. И все же работы, как всегда, было невпроворот. Едва закончив «Минералогию», он принялся переводить с пехлеви на арабский полюбившиеся еще в молодости старинные повести «Сказание о Наделяющем радостью и Источнике жизни» и «Рассказ о двух бамианских идолах», волнующее сказание о влюбленных «Вамик и Азра». Арабские переводы произвели также ошеломляющее впечатление на престарелого «царя поэтов» Унсури, что он чуть не со слезами выпросил для себя список и на основе этих сюжетов вскоре создал три поэтических шедевра на языке фарси.

Все это не могло не радовать, но у Бируни уже складывался новый замысел, которым он до поры не делился ни с кем. «Если нет того, чего желаешь, — учит арабская мудрость, — желай того, что есть». Спокойно и трезво оценивая свои силы, Бируни вдруг вспомнил, что есть одна отрасль знания, которая не требует ни опытов, ни сложных расчетов, а значит, как бы ни ухудшилось здоровье, вполне окажется ему по плечу. Еще мальчиком в усадьбе Ибн Ирака он увлекался сбором различных растений, и старый ромеец, заведовавший аптекой, дал ему первые сведения о свойствах лекарственных трав. С тех пор прошла целая жизнь, и он ни разу всерьез не обращался к фармации, хотя всюду, где ему приходилось бывать, проявлял интерес к местным видам целебных растений, и записей, собравшихся за долгие годы, хватило бы на несколько фармакопей.