Бирон - [59]

* * *

В небольшой комнате, в которой колыхались клубы табачного дыма и чувствовался сильный запах вина, находилось более чем разношерстное общество. Рядом с нарядным залом придворного щеголя сидели в расстегнутых мундирах офицеры; бок о бок с ними сидели рясоносцы, примыкая непосредственно к двум лицам в простых суконных кафтанах; около тех были — фраки и жабо.

Это была та знаменитая «конспиративная квартира», которая спасла России самодержавие.

Ее хозяева — Волынский и Черкасский — были сильно взволнованны. Первым держал речь Волынский.

— Господа! Послезавтра мы должны окончательно решить вопрос: идти ли нам в полон или вырваться на волю… Вы желаете?

И он произнес горячую, страстную речь, в которой мрачными красками нарисовал их тягостное положение.

За ним говорил князь Черкасский. Он еще более подлил масла в огонь: собрание совсем зашумело.

И вдруг в разгаре их споров появилась фигура Остермана.

— Остерман!!! — пронеслось по собранию заговорщиков.

— Да, это — я, господа! — послышался его металлический голос.

Все умолкли. Все собирались слушать, что скажет этот знаменитый «оракул».

— В вашем собрании, — произнес он, — я, господа, вижу представителей всех сословий Российской империи. Я рад этому, так как каждому из вас я должен вручить, по повелению ее величества, ее послание.

— Как? Сама пишет? — послышались голоса заговорщиков.

— Сама подписала. Позвольте мне прочитать вам их все.

И Остерман начал с воззвания к войску.

Гвардейские офицеры, слегка пошатываясь от чрезмерного возлияния богу Бахусу, встали и торжественно отдали честь.

— Да здравствует наша самодержица! — заорали они хриплыми, сиплыми голосами.

— Господа, не кричите: за нами следят, — засуетился князь Черкасский.

— Кто следит?! Да мы их, таких-сяких, в куски изрубим!!!

Остерман вручил офицеру воззвание, подписанное Анной Иоанновной, испросил торжественным голосом:

— Итак, вы клянетесь, что это станет достоянием вашего полка?

— Клянусь!

— Вы прочтете его тем, кого поведете завтра во дворец?

— Прочту. У нас все решено, ваше высокопревосходительство, — ответил офицер.

— А знаете ли вы, кто находится теперь в казармах? — пристально смотря в глаза офицеру, спросил Остерман.

— Нет, не знаю.

— Там Миних.^{27}

И, лишь только Остерман произнес имя великого полководца, восторженный гул голосов прокатился по комнате.

— Он? Сам?..

— Да. Имейте в виду, господа, что мы играем в крупную игру и что нам надо выиграть сражение! — внушительно произнес Остерман и обратился к попу: — Вы, батюшка, священник. Прошу, глядите на меня не как на лютеранина-еретика, а как на сына единой христианской веры. Довольны ли вы тем, что творится ныне на Руси православной? Разве бояре-князья Долгорукие и иные православные не колеблют в царях духа благопристойной религиозности? Кто, как не князь Иван Долгорукий, приводил в опочивальню юного императора в канун великих праздников блудниц и потешниц? — Голос Остермана все усиливался. Этот «старик» вдруг сразу помолодел на много-много лет. — Они нас зовут «басурманами», эти пьяные, дикие князья. Вы, господа, не обессудьте, что я сказал это, — обратился великий дипломат к князю Черкасскому и титулованному офицеру Масальскому. — Вы на них не похожи; вы — доблестные люди… Нет, я о них говорю, об этих палачах. Видит Бог, я хотел воспитать императора Петра в духе и правде христианских начал и правил, я — немец!.. Правда?

Рясоносцы молчаливо кивнули головой.

— Правда! Правда!

Остерман не мог удержаться от доброй понюшки табака, а затем продолжал:

— А коли правда — не угодно ли вам вот эту бумажку с подписью государыни? — И он отдал второе воззвание.

Общее недоумение читалось на всех лицах… Что это говорит и делает великий «оракул»?

Орлиным взором обвел собрание Остерман и произнес:

— Слушайте, господа, меня внимательно. В России должна быть неограниченная монархия. Когда власть царицы не будет ничем и никем связана, ограничена, тогда всем будет лучше… Нельзя допускать к трону одних избранных. Они захватят власть. Все то, что предлагают Голицыны и Долгорукие, все эти пункты, кои в Митаве сгоряча подписала Анна Иоанновна, и то, что она должна будет подписать торжественно завтра, в день провозглашения ее императрицей, является гибелью для страны. Нам надо упразднить Верховный тайный совет. Это — первое.

— Вы видите, — обратился Черкасский к «конспирантам», — великий птенец Петра Первого, знаменитый Остерман, сам член Верховного тайного совета, заявляет вам, что это мрачное учреждение надо уничтожить. Или и теперь вы станете сомневаться в том, что мы ведем безумную, опасную игру, которая может окончиться неудачей? Да разве, если бы это была неверная ставка, господин Остерман примкнул бы к нам?

Почти до утра шло тайное заседание заговорщиков во главе с будущим канцлером Остерманом.

XVII Сон Анны Иоанновны

После ухода «смелого» Ивана Долгорукого, долго не могла прийти в себя Анна Иоанновна — а был уже час поздний, предутренний… Ужас овладел ею.

— Как могла я до того дойти? — охала она. — Что ж теперь будет? В полон попала я к князьям Долгоруким. Ежели строгость приму — они мне сейчас же о гуслях вспомнят. А Эрнст мой? Ну, как он узнает?.. — Несколько раз, чтобы успокоить себя, она подкреплялась стаканчиками вина, и с каждым новым приемом отравы у нее становилось легче на душе. — А что я сделала такого?.. Эка важность, подумаешь! Да разве я не царица? Что хочу, то и буду делать… — подбодряла она себя.