Бирон - [10]

— Я усмирю этого подлого раба! — гневно воскликнула герцогиня-царевна.

— Предостерегаю вашу светлость: пока он — всесилен, — уклончиво ответил Бестужев.

Анна Иоанновна хотела что-то ответить, но вдруг ее бриллиантовая корона, прикрепленная к высокой, пышной прическе, сорвалась и упала на пол.

Мориц бросился поднимать ее, но был предупрежден Бестужевым. Последний поднял корону и подал герцогине.

Суеверная Анна Иоанновна побледнела как полотно.

— Что это… что это должно означать?.. — тихо, упавшим голосом прошептала она.

— О, моя дорогая невеста, не придавайте слишком большого значения этому ничтожному факту! — пылко воскликнул Мориц Саксонский.

— Разумеется, разумеется, — поддакнул Бестужев. — Голова вашей светлости не может остаться без короны.

Анне Иоанновне, выпившей два кубка, вино бросилось в голову.

— Я знаю, что за мной многие бегают, но я хочу сама распоряжаться своей судьбой! — резко произнесла она. — Мне не нужно ваших ставленных женихов…

— Ваша светлость… — строго произнес гофмаршал.

— Да, да, да! Ты слышишь это, Петр Михайлович?! — уже грозно, бешено докончила герцогиня.

В дверь гостиной раздался стук. На секунду все как бы оцепенели.

— Кто это?.. — первая спросила герцогиня.

Бестужев спокойно вошел в будуар Анны Иоанновны и вышел оттуда с черным плащом Морица Саксонского.

— Наденьте его на себя, ваше высочество, закутайтесь в него хорошенько, — тихо по-французски произнес Бестужев, подавая плащ Морицу. — Иногда бывают случаи, когда инкогнито лучше открытого забрала. А выйти вам отсюда некуда.

Претендент на курляндский престол быстро задрапировался в плащ, опустив капюшон на лицо.

Бестужев подошел к двери, в которую стучали, и настежь раскрыл обе ее половины.

На пороге стояла гофмейстерина ее светлости Анны Иоанновны баронесса Эльза фон Клюгенау, красивая, уже пожилая женщина с хищным и хитрым выражением лица.

— Что вам надо? — несколько взволнованно и грубо бросила своей придворной по-немецки Анна Иоанновна.

— Приношу тысячу извинений вашей светлости, что осмеливаюсь беспокоить вас, но господин обер-камер-юнкер Бирон домогается видеть вас по важному делу, — быстро проговорила гофмейстерина.

Анна Иоанновна недовольно сдвинула брови; Бестужев закусил губу.

— Что ему надо? — неудачно вырвалось у ее светлости.

— Обер-камер-юнкер двора вашей светлости не считает меня в числе своих конфиденток и потому не поверяет мне сущности разговоров с вашей светлостью, — запутанным немецким периодом злобно-торжествующе ответила придворная герцогини Курляндской, а взгляд ее быстрых, острых глаз не сходил с задрапированной черной фигуры.

— Так в чем же дело, ваша светлость? — встал Бестужев. — Если Бирону надо что-либо сообщить вашей светлости, пусть он войдет. Просите его, любезная баронесса! — властно отдал он приказ гофмейстерине, захудалой вдове одного из митавских баронов.

Через секунду в гостиную вошел среднего роста, склонный к полноте человек в придворном мундире. Его лицо нельзя было назвать красивым, за исключением глаз, в которых сверкали какая-то скрытая внутренняя сила и, главное, поразительная самоуверенность.

Его движения были ловки, смелы, едва ли не повелительны. Несмотря на то, что в нем не виднелось ни йоты аристократизма, «породы», он как-то невольно привлекал к себе внимание.

— Очевидно, произошло что-либо чрезвычайно важное, любезный Бирон, если вы дерзнули утруждать ее светлость в такой неурочный час? — Бестужев выпрямился во весь рост перед своим ставленником.^{9}

Бирон, низко поклонившись герцогине, с улыбкой посмотрел на Бестужева и ответил:

— Вы не ошиблись, ваше высокопревосходительство… Но, разумеется, если бы я знал, что у ее светлости находится ее гофмаршал, я не минул бы вас за разрешением предстать перед ее светлостью.

Бирон говорил с сильным акцентом.

— И сделали бы хорошо, мой милый Бирон, так как у ее светлости находится доктор. Ее светлость нездорова.

— Что вы хотели… — начала было герцогиня.

Но Бирон фамильярно перебил ее:

— Ах, ваша светлость, у вас доктор? Благодарите судьбу!

— Послушайте, Бирон!.. — вспыхнул Бестужев.

— Ах, оставьте, ваше высокопревосходительство! — все так же преувеличенно громко и развязно продолжал обер-камер-юнкер. — Во-первых, моя уехавшая сестра шлет вам свой поклон, а во-вторых, я продолжаю настаивать, что я чрезвычайно рад, что у ее светлости находится доктор.

При словах «моя сестра шлет вам поклон» Бестужев изменился в лице.^{10}

— А… а на что вам понадобился доктор? — быстро оправился от еле заметного волнения резидент и гофмаршал.

— Дело в том, ваша светлость, что ваша любимая лошадь Маркиза Помпадур серьезно захворала. Зная, как вы, ваша светлость, любите ее, я решился потревожить вас в столь поздний час. Но, может быть, это к лучшему? Может быть, присутствующий здесь доктор не откажет в милосердии бедному животному?

Мориц вскочил. Край его плаща распахнулся и обнажил блестящий мундир.

— Наглец! — загремел Мориц. — Если ты — конюх, так ты должен знать, что животных лечат не те доктора, которые лечат людей.

Бирон смертельно побледнел и отшатнулся.

Это слово «конюх», случайно вырвавшееся у принца и брошенное прямо в лицо обер-камер-юнкеру, было равносильно для того удару хлыста, потому что Бирон (Бирен) не мог похвастаться знатностью происхождения: Он был сын низшего служащего при дворе прежних Кетлеров.