Биро-Биджан - [8]

Зелик очень удивлен. Смотрит своими зелеными глазами в упор на спрашивающего:

— Так на то и Бербиджан!

Нет, это не интересно. Лучше читать про средства, то есть где взять деньги.

— Вот видишь, страна дает. Кооператив. Кредитный банк дает, кроме того, специальные фонды.

— Но что означает «резервный капитал».

А, это слово можно пропустить. Никому это не нужно знать. Вот интересно, что ко всем капиталам добавляются еще «облигаторные». Это означает из облигаций. Тут сразу можно выиграть несколько тысяч рублей, и коллектив сразу станет на ноги.

Хорошее слово у них в уставе: «совместное хозяйство». Это у них на первом месте. В Биро-Биджане все будет общее и хозяйское. Таки как у настоящих хозяев.

— Что же здесь мудрого? У нас там говорили, что будут выдавать по полторы тысячи рублей. За такие деньги можно все купить.

— А у нас в Озете говорили — две с половиной тысячи.

— А у нас говорили — только по две тысячи четыреста, по корове и по паре коней.

— Глупости! Не может этого быть. — Авремл серьезно и уверенно говорит, что этого не может быть.

— Никто ничего не мог обещать. Это только шарлатаны обещали. Никто не знает, что там будет.

Все уже смотрят на Авремла, верят ему, грустнеют и хмурятся. А Авремл сам уже смотрит в другое купе, прислушивается другим ухом, как красноармеец готовится рассказывать много важного про Карла Маркса и политкома сотни, но никто его, как водится, не слушает. Все уже смотрят на Авремла, что он там говорит; и начинают переходить к тому кружку. Скоро и красноармеец поднимается и переходит к той компании. Тут он выпрямляется и, будто сквозь дремоту, бормочет песенку как бы мимоходом:

Вы сидите в вагоне —

Чай и кофе пьете

Как приедете в Беробиджан,

Что вы запое-о-о-те…

Но Захария, киевский поэт, тот, что говорит, будто он может за день написать сто песен, а за ночь три драмы, моргает глазами, минутку думает, и песня готова. Рот у него открыт. Золотые зубы сверкают, и уже льются рифмы:

Я сижу в вагоне

И напился чаю

Еду я в Биро-Биджан

От мыслей не страдаю.

Немедленно все киевляне с красноармейцем в зеленой рубашке подхватывают:

Трам-там-дам-дам-дам.

Трам-дам-дам, айда-ди-дам.

Трам-тарида-дам-дам-дам.

Айд-дам-дам.

Поезд подходит к Златоусту. Может, и тут надо пересаживаться, потому что много пассажиров тут сходят?.. Проводник сам ничего не знает. Там уже видно будет, — говорит он. Тем временем все стоят с пакетами, мешками вокруг себя. Да и на полках еще осталось много. Весь вагон полон корзин, узлов с бодростью, нетерпением и Биро-Биджаном. Никто не хочет думать о плохом. Поезд бежит быстро, как на свадьбу. Вокруг станции светло, электрические фонари.

Когда кто-нибудь открывает дверь в тамбур, слышно, как колеса выстукивают не что иное, как только:

— Би-ро-би-джан. Би-ро-би-джан.

И все, как один, говорят про себя:

— Э-эх, будет-там; эх-будет там…

ОТ ИРКУТСКА

— Как же устроиться? Всего тут в вагоне 4 полки, 26 человек. Если по шестеро, то лишних два. Если по семеро — не хватает двух. Но никто не пойдет звать сюда еще людей. Правда же? Тогда остаются двое.

Захария — старший Киевского коллектива — очень хорошо умеет считать. Сколько ему пришлось иметь дела со шкурами и с деньгами, наверное, самые большие кассиры на свете столько не видели. Недаром он, Захария, имеет полный рот золотых зубов.

— Тогда двое могут дежурить.

— Это действительно идея! Кто же будут дежурными?

Бердичевцы никого не могут выделить в дежурные; их коллектив занес все доски в вагон. Все они до смерти устали. Они даже пошевелиться не могут. Знаменцы только залезли в вагон. Они, правда, не хотели переходить из классного вагона сюда. Но в Иркутске обещали всем дать хорошие места. Вот они и не хотят, чтобы именно их люди и не спали. А из киевлян? А ну, только пусть потребуют от них дежурных! Они дадут по зубам и выкинут из вагона. Цодек, Цодек Штупер первый возьмется давать по зубам и выкидывать из вагона. Где же это слыхано: киевляне едут все время в этом вагоне и выбрали себе такие хорошие места, так они еще чтоб дали от себя дежурных? Нет. Так не пойдет.

Теперь говорят все. Шумят и махают руками. Угрожают и предлагают:

— Может, бросить жребий?

Ага. Тогда еще выпадут два дежурных на один коллектив.

— Ну, тогда пусть старшие коллективов решают.

— Смотри, какие командиры эти знаменцы с бердичевцами! Не успели в вагон залезть, а уже хозяйничают. Так их можно совсем выкинуть! О!

Но Ханка из Киевского дома подростков сама хочет дежурить. Ханка выспалась днем. Она не устала. К тому же она очень любить топить печку. Поэтому она будет сидеть всю ночь и топить.

Речь не о том, чтобы сидеть ночью. Просто так говорят. Можно от каждого коллектива выделить по человеку или двух — это так; торопиться некуда. Еще не завтра выходить, и выспаться можно вдоволь. Но так просто…

Если говорить о тех, кто спал днем, то Велвель тоже спал, и Яша тоже спал. Долго спали.

Все спали…

Эх, и жизнь в вагоне. Вот жизнь! Ничего не делают, только наедятся, напьются, лягут спать да и едут. Все время едут. Только едут. Аж скучно стало. Но еще едут.

… Теперь шум прекратился: в вагоне стало тише. Перестук колес уже никого не беспокоит. Наоборот, уже странно было бы, если бы колеса не стучали. Все, все в вагоне уже обычное. Скучно, и все зевают. Кто дремлет, кто раздевается, кто лезет к верхнему окошку посмотреть наружу.