Биохакер - [8]

– Казалось бы, – продолжала она, присев на корточки и поводя рукой по его волосам.

Рука была прохладной и твердой, а затем появилось что-то холодное и острое – лезвие, – оно прикоснулось к голове, и кожа под волосами инстинктивно пошла мурашками.

– Казалось бы, после этого я должна была стать добрее. Страдание очищает – это, кажется, была одна из твоих теорий. Я должна бы сейчас пожалеть тебя, бедный ты мой, глупый ты мой. Но мне не жаль. Нет, совсем не жаль. Жалость умерла там, вместе со мной.

Лезвие елозит по его голове, срезая волосы с противным сухим треском. Оно режет и кожу. Наверное, проступает кровь, потому что женщина с узорчатым лицом проводит пальцем по изрезанному черепу и слизывает кровь с пальца.

– Мммм. Вкусно. Знаешь, у тебя вкусная кровь. Впрочем, я, кажется, тебе говорила это… Когда-то. Плохо помню, что я тебе говорила.

Очень болит затылок, куда вошел шприц. Ноет и грудина на месте второго укола. Но череп, череп от этого неловкого бритья просто горит огнем. Он пытается дернуться, но не может. Тело парализовано, в нем живет и движется одна боль – ото лба до затылка, и снова ото лба и до затылка.

– «И он воскрес на третий день», – журчит знакомый-незнакомый голос знакомой-незнакомой женщины. – Враки. На третий день он обделался. Хотя нет, тоже вру. Его же всего-то навсего завернули в саван, а не законопатили, по обычаю нашей семейки, сначала в гроб, а затем в саркофаг. Знаешь, что смешно? Ведь мы тоже из иудеев. Может, я какая-нибудь там пра-пра-правнучка Соломона из колена Давидова. Он, кстати, тоже был из колена Давида. Думаешь, поэтому? У нас одинаковая мутация? Тот пра-пра-прадед, что был поближе ко мне, приехал в Англию из Испании и выкрестился. Он был богатый купец. У нас уже шесть веков как богатая семья, настоящие англичане, истинные христиане, только почему-то все смуглые, черноволосые и черноглазые… Смешно. Природу не переспоришь, Дориан.

И тут он вспоминает собственное имя. И вспоминает, кто эта женщина. Но воспоминания его проживут недолго. Три дня – а возможно, меньше.

Глава 4 Шестиногие цыплята

Сиби открыла глаза и тут же снова закрыла, потому что все как-то очень нехорошо завертелось. Когда она решилась открыть глаза во второй раз, то обнаружила, что вокруг царит темнота. На секунду девчонка потерялась. Ей почудилось, что она снова в своем родном отнорке, спит, свернувшись калачиком, под монотонную песенку Старого. Сиби прислушалась. Никакой песенки не было, а были глухие удары. Девчонка забарахталась, и оказалось, что она совсем не под землей, а всего-то навсего под серым и колючим одеялом. Скинув одеяло, Сиби огляделась.

Она лежала на чем-то, чему не знала названия, – но это что-то на самом деле было армейской койкой. У противоположной стены стояла такая же койка, аккуратно застеленная, а еще складной стул, а над стулом висело зеркало. В зеркале отражался шкаф, сколоченный из грубо обструганных досок, вешалки по стенам и кухня с электрической плиткой и рукомойником. В окно без занавесок лился дневной свет. Комната была перегорожена стеной из таких же, как и в шкафу, неокрашенных досок. Еще в комнате имелась дверь. Даже две двери. Из-за той, что поменьше, закрытой на щеколду, и доносился стук.

Сиби спрыгнула с койки. Пол, правда, попытался взбрыкнуть, но Сиби устояла и сурово погрозила ему пальцем. Левая нога под штанами немилосердно чесалась. Закатав брючину, девочка обнаружила, что кожа смазана чем-то розовым и противным на вид. Понюхав и лизнув безвкусное розовое, Сиби догадалась, что это средство от укуса. Рана под розовой нашлепкой уже затянулась.

Опустив штанину, Сиби подошла к зеркалу. Такие штуки девочка видела только раз, в супермаркете в Барри. Но там зеркала были огромные, а это маленькое и довольно мутное. В стекле отразилась печальная мордочка с распухшим носом и синяками под глазами. Над мордочкой белели слои бинтов. Сиби пощупала голову. Весь лоб, и макушку, и затылок плотно затягивала повязка. Бинты Сиби совсем не понравились, и следующие несколько минут она провела, сосредоточенно их сдирая. Когда последний слой наконец размотался, обнаружилось, что под бинтами на лбу у Сиби здоровенная ссадина, синяя, и лиловая, и красная. Ссадина пришлась бы Сиби по вкусу, если бы так не болела. Вздохнув – почему такая красивая штука должна быть такой противной, – девчонка направилась к двери. Тот, кто бил в нее, и, возможно, ногами, стих. Вероятно, услышал шаги. Сиби потрогала щеколду, попыталась найти щелку, чтобы заглянуть внутрь, не нашла и гундосо (оказывается, если нос распухает, голос здорово меняется) спросила:

– Ты кто? И зачем стучал? Ты хочешь войти?

Тот, кто стучал, поразмыслил некоторое время и ответил:

– Нет. Я вообще-то хочу выйти.

Слова прозвучали довольно хрипло. Может, у того, кто стучал, тоже что-нибудь распухло.

Сиби, в свою очередь, пораскинула мозгами и выдала результат:

– Я могу открыть дверь.

– Открой! – тут же с энтузиазмом откликнулся стучавший.

– Но могу и не открывать, – продолжила Сиби. – Вдруг ты меня съешь?

– Ты что, дура? Я девчонок не ем! – возмущенно заявил Голос-из-за-Двери.