Биография Шерлока Холмса - [8]

Однако наиболее значительной стала дружба, завязавшаяся у Майкрофта в Крайст-Чёрче с его ровесником, Арчибальдом Филиппом Примроузом, будущим лордом Розбери, который был тогда студентом.

На первый взгляд может показаться, что дружба между ними никак не должна была возникнуть. Примроуз, наследник графского титула, поставивший себе целью, по собственному его признанию, жениться на богатой наследнице, выиграть Дерби и стать премьер-министром, казалось бы, не мог иметь ничего общего с толстым и ленивым, пусть даже весьма неглупым отпрыском мелкого йоркширского дворянчика. Однако противоположности часто сходятся, и одно время они проводили в обществе друг друга много часов.

Затем Примроуз был поставлен администрацией Крайст-Чёрча перед выбором: или занятия в университете, или скаковая лошадь, которую он держал (вопреки всем правилам колледжа), и он, выбрав лошадь, покинул Крайст-Чёрч. Хотя тогда молодые люди этого не знали, их дружбе было суждено оказать важнейшее влияние на жизнь Майкрофта.

Сам Холмс однажды заметил: «Я часто определял характер родителей, изучив нрав их детей»[11]. Если это так, что мы можем узнать о характерах отца и матери Холмса, окутанных мраком неизвестности?

Как ни грустно, извлечь хоть какое-то представление о натуре Вайолет Холмс из мрака забвения, в которое ее погрузили протекшие полтора столетия, возможности нет. Она остается неясной и расплывчатой фигурой, подобно столь многим женщинам XIX века, видимой лишь через ее отношения с мужем и сыновьями.

Отец Холмса загадочен лишь немногим меньше, хотя о следах им оставленных мы знаем заметно больше.

Уильям Скотт Холмс обладал той же двойственностью, которая отмечала его второго сына. Одновременно и самый обычный деревенский сквайр, и эксцентричный, эрудированный любитель наук, он делил свое время между беспорядочными попытками улучшить унаследованную землю и совершенно не систематическим, но очень широким штудированием истории и философии.

В конце 1840-х годов, вскоре после рождения его старшего сына и наследника Майкрофта, он опубликовал за свой счет трактат о Славной революции, привлекший внимание лорда Маколея[12], который написал язвительный отзыв, указав, что «один непростительный порок, порок скучности, пронизывает эти странные излияния неупорядоченного ума», и предположив, что «лишь очень немногие истомленные дотянут до последней страницы [опуса] мистера [sic] Холмса».

По-видимому, надменное презрение Маколея вполне могло отвратить отца Холмса от других публикаций, потому что тот быстро перешел от изучения английской истории в область спекулятивных предположений. Б́ольшая часть второй половины его жизни была отдана фантастичным розыскам местоположения райского сада.

Кое-как сводя концы с концами в уединении йоркширских вересковых пустошей, он в воображении бродил по всему миру и как будто составлял внушительный ученый труд, призванный безоговорочно доказать, что библейский Эдем находился в Индии. Подобно шедевру его сына, охватывающему все искусство сыска, опус Уильяма Скотта Холмса света дня так и не увидел.

Сходство между отцом и сыном было немалым. Так легко забыть причуды и завиральные идеи самого Шерлока Холмса. Его убеждение, будто древний корнский язык близок халдейскому и во многом заимствован у финикийских торговцев, приплывавших в Корнуолл за оловом, слишком уж близко по духу идеям тех, кто, например, уверен, что англичане – потомки потерянного колена Израилева или что с помощью сложнейших кодов они могут доказать, будто шекспировские пьесы писал сэр Фрэнсис Бэкон. Бесспорно, это не так уж далеко от мании, владевшей его отцом почти тридцать лет.

Эксцентричность отца привела к тому, что Шерлок Холмс получил домашнее образование, кардинально отличавшееся от того, которое вбивали в подавляющее большинство юных членов его сословия публичные школы. На юг, в Харроу, был отослан старший сын, Майкрофт, которому, на взгляд отца, предстояло взвалить на себя заботы о Хаттон-холле и фамильных землях, сколь бы они ни уменьшились. Шерлоку пришлось остаться в Йоркшире.

Это имело колоссальные последствия для развития его экстраординарной личности и странного спектра интеллектуальных интересов. Взрослый Холмс радикально отличался от подавляющего большинства представителей своего социального класса, главным образом потому, что не испытал формирующего влияния публичных школ, которому подверглись они.

В сферу спортивных интересов Холмса, например, не входили командные игры (столь важные для воспитания и становления характера по викторианским представлениям), в которых он мог бы участвовать, случись ему учиться в какой-либо из знаменитых публичных школ.

Бокс и фехтование, в которых, по словам Уотсона, он отличался, – это поприще индивидуалиста и эгоиста. Отец поощрял его занятия и тем и другим.

Во всяком случае, на короткое время Уильям Скотт Холмс договорился с поселившимся в Йорке учителем фехтования Теодором Доррингтоном, что раз в неделю тот будет приезжать с ночевкой в Хаттон-ле-Вереска, чтобы учить Холмса искусству владения холодным оружием. Благодаря этому учителю Холмс соприкоснулся с великой традицией европейского фехтования.