Бином Ньютона, или Красные и Белые. Ленинградская сага - [58]

Лыжи, две пары, привез из Питера неутомимый Лацис, чудом выхватив их в самый последний момент с лыжной спортбазы Кировского завода. А вот пьексы[67] достать уже не смог, просто не хватило! Все лыжи с принадлежностями отобрал у профсоюзников райком партии, для формирующегося из добровольцев лыжного батальона.

А на интендантских складах нашего северного Ленинградского Военного Округа, где зима с ноября аж по март, лыж просто не было. И ходить на них, кроме спортсменов СКА,[68] почти никто толком и не умел… А как же картина Грекова «Ворошилов и Буденный на лыжной прогулке»? Предполагаю, что Климент Ефоремович позировал виднейшему военному художнику Страны Советов прямо в студии…

И вот вам результат: я уже мокрый от пота, хоть выжимай, а Лацис даже и не запыхался.

— Вы как там, часом не ушиблись? — заботливо спросил меня чекист.

— Ерунда-с! В медсанбат же идем…, — пошутил я, потирая правое, довольно сильно убитое колено. Черт, синяк, наверное, будет.

— Ну да, ну да. Там уж найдется, кому Вам первую помощь оказать! — совершенно по фарисейски в ответ закивал Арвид Янович. Скотина такая. Я ему про надпись на стволе еще припомню!!

Пошли дальше… Вокруг нас плавно и нудно, до сонной одури, крутился густой смешанный лес. Казалось, что мы не едем, а стоим на месте, а вокруг нас бесконечной лентой, как в бабушкином «волшебном фонаре», медленно плывут то низкие и густые хвойные лапы, то белоснежные, будто светящиеся изнутри призрачным молочным светом стволы карельских красавиц берез…И все это покрывал белейший снег, снег, снег…

Впрочем, пейзаж я особо не рассматривал. В лыжне бы удержаться, которую заботливо прокладывал для меня чекист.

Господи, ну скорей бы уж… Лучше бы мы поехали на тракторе! Да все Лацис, куркуль латышский, воспротивился: топлива ему, видите ли, на себя тратить было жалко! Впрочем, ему самому такая прогулка, как видно, не в тягость а в радость…

Задумавшись, я просто почти уткнулся носом в широкую спину Лациса. Тот стоял, опершись на лыжные палки, недвижно… И, как мне вдруг на миг показалось, хищно, как волк, нюхал воздух.

— Что это Вы…

— Т-ш-ш…, — он поднял вверх палец в трехпалой перчатке. — Тихо. Вы что-нибудь слышите?

Я старательно прислушался… Шумел ветер в верхушках сосен… чуть скрипнул березовый ствол… снег, чуть шурша, просыпался с еловой ветки…

— Ничего не слышу! — шепотом ответил я.

— Вот и я ничего. А это неправильно! Ведь мы в полусотне метрах от медсанбата! Там должны быть слышны голоса… звук топора — ведь колет же там кто-то дрова, да? Да их собачка ни разу даже не тявкнула!

— Откуда там собачка? — поразился я.

— Да есть там такая, беленькая дворняжка. Прибежала со сгоревшего, верней, сожженного финнами хутора. Хвостик крючком, сама брехливая… а сейчас вот, как убитая, молчит. Странно?

— Может быть, спит?

— Может быть. Владимир Иванович, а достаньте-ка Вы оружие.

Я вытащил из кобуры старенький, потертый наган, выпущенный Императорским Тульским Оружейным Заводом в те приснопамятные времена, когда я еще Карла Маркса под партой на уроке латыни читывал (Почему не маузер? Зачем он мне? И стрелять-то ведь я толком не умею. Из такого несерьезного оружия, я имею в виду. Мои интересы начинаются с четырех дюймов…) и засунул его за пазуху.

Лацис быстро и бесшумно проверил сначала один пистолет, затем второй — сунув их себе куда-то в подмышки, скинул с плеча длинную СВТ (Самозарядная винтовка Токарева обр. 1938 года, находится в массовом выпуске с июля 1939. Очень дорогое и крайне эффективное семи-автоматическое[69] оружие, не лишенное, впрочем, некоторых весьма существенных недостатков. Прим. Переводчика) (Зеленый до оскомины виноград, да, Юсси? Прим. Редактора), перевесив её по-охотничьему.

— Ну, пошли…Чего уж тут без толку стоять… Как мой батя покойный в таких случаях говорил: Strādā smagi — viegli mirsi!

— А как это будет по-нашему?

— А по — вашему это будет: чем тяжелее работаешь, тем легче помрешь. Чуть отстаньте от меня, хорошо? Только уж больше не падайте. Очень Вы это шумно делаете…

С этими словами Лацис абсолютно бесшумно, как лесной дух, прямо-таки просочился среди густых елок… Я сторожко поспевал за ним.

Как оказалось, Лацис дул на воду, параноик…

В медсанбате приветливо горел свет аккомуляторных лампочек, дымились трубы печек в больших брезентовых палатках, и все было мирно и тихо…

Вот и собачка. Висит, наколотая животом, на сломанной березовой ветке…

Отшвырнув лыжи, я бросился бежать. И как последний безумец, кидался из одной палатки залитой кровью до белого сатинового потолка, в другую. Такую же…

Когда Лацис, обежавший вокруг мертвого лагеря, нашел меня, я сидел возле Наташи и, ласково поглаживая её голову одной ладонью, мерно грыз вторую. Чтобы не кричать.

Арвид быстро огляделся, поднял что-то с брезентового пола… красное, упругое…

— Матку ей вырвали и грызли., — холодно и деловито пояснил мне он.

— Зачем? — мертво спросил я.

— Финны. — пожал плечами чекист. (Грязная пропаганда? Прим. Редактора) (Мы не можем отвечать за отдельные, достойные сожаления эксцессы. Причем допущенные не героической Suomen armeija, а грязными мясниками из SS. Прим. Переводчика)