Билет на Марс - [21]

— Такой большой и такой дурной!

Уньчане прижались к трамвайному окну. Перед ними вставал во всей своей красе новый уральский город. И то, что город сам по себе был хорош, и то, что впервые они в нем, заставляло ребят замирать от удивления.

Трамвай ехал посреди улиц, полных движения. Колоннами, точно связанные невидимым канатом, шли друг за дружкой машины: юркие «газики», серые «минчане» с бодливым зубром на капоте, приземистые «ярославцы» с фигуркой медведя на радиаторе. Обгоняя грузовики, прошмыгивали стремительные «Волги», обтекаемые «Победы» и похожие на сундуки «Москвичи». По тротуарам тянулся нескончаемый поток людей, точно проходила демонстрация. Дома, расцвеченные вывесками, скверы, яркие от цветов, площади с сиротливо стоящими памятниками, сады с густой, непроглядной зеленью мелькали перед потрясенными путешественниками.

Потом домов не стало, за широкой площадью показались заводские корпуса: серые кубы из бетона и стекла. Даже из трамвая чувствовался пульс трудовой жизни завода, В сталелитейном цехе разливали металл, и огненные сполохи выбивались из цеховых ворот. В кузнечном отковывали какую-то большую деталь, и от ударов молота вздрагивали стекла в огромных оконных рамах. Поднялась к облакам гребенка высоченных труб. Из одной трубы тянулся дым — густой, черный, казалось, упругий; из соседней он вился молочным парком, а у крайней вытянулся рыжим-прерыжим хвостом лисы-огневки.

Заглядевшись на завод, друзья забыли про собаку. Воспользовавшись тем, что на площадке стало пусто, Гром выбрался из-за портфелей, отряхиваясь и взвизгивая запрыгал по вагону.

— Это еще что такое? — возмутилась кондукторша. — А ну, сходите!

Она надавила два раза кнопку звонка, и трамвай, заскрежетав тормозами, стал. Щелкнув, открылись двери, и друзья, не дожидаясь напоминания, выскочили из вагона. Трамвай поехал дальше.

— Навязался на нашу шею!.. Вот и страдай из-за тебя! — отчитывал Юлька Грома. — Был бы хоть видной собакой, такой, как у пограничников, а то страшилище…

И они, унылые, побрели вдоль трамвайных путей к остановке Подгорной.

Дом 31 по улице Садовой оказался совсем рядом с остановкой. Друзья не без труда нашли нужный подъезд и по широкой лестнице поднялись на второй этаж.

На двери, обитой черной клеенкой, выше железного ящика для писем и газет, был привинчен эмалированный аккуратный номерок.

— Здесь! — радостно вздохнул Геша.

Он передал Юльке свой портфель, ладонью пригладил взлохмаченные ветром волосы и нерешительно постучал. Никто не ответил. Тогда Гешка стал стучать решительнее.

— Звонок же есть! — с укором прошептал Юлька.

И верно, на косяке двери белела пуговка звонка. Досадуя на свою недогадливость, Гешка решительно нажал кнопку.

От такого оглушительного звонка, казалось, вздрогнул весь дом, а не только Юлька с Гешкой. Послышалось шарканье подошв, глухое покашливание, за дверью что-то звякнуло, и она открылась.

Перед мальчиками стоял высокий, сутулый старик с густыми усами, концы которых поседели, и казалось, что он их запачкал в муке. Лицо его, сухощавое и горбоносое, с плотно сжатыми губами, было строгим, и только большие глаза смотрели доброжелательно.

Заметив нерешительность ребят, старик улыбнулся, показав снежно-белые, явно вставные зубы:

— Слушаю вас, молодые люди!

— Нам нужен товарищ Голощапов, — сказал Гешка.

— Папа Петра Петровича… — как всегда, некстати, влез Юлий.

Старик улыбнулся:

— Я и есть Голощапов.

— Мы из Уньчи… Вот письмо вам.

— По командировочным удостоверениям приехали. И Гром с нами, — вставил опять Юлька.

— От Петра, значит. Ну что же, проходите, ребята, и Грома приглашайте.

Они прошли в высокую, просторную комнату. Старик поднял письмо перед окном, торопливо оторвал сразу появившуюся на конверте светлую каемку. Развернув хрустящий лист, он быстро читал, то и дело передвигая бумагу вверх.

— Мой дом — ваш дом! — доброжелательно сказал старик, складывая письмо по сгибам. — Располагайтесь, ребятки… Сейчас я чаёк вскипячу.

Через полчаса ребята сидели за столом и, перебивая друг друга, рассказывали старику про Уньчу, Петра Петровича, делились своими впечатлениями о красивом городе Осинниках. А Гром удобно устроился в передней.

Из двух дней, отведенных ребятам на командировку, первый они решили посвятить делу, то есть покупкам, второй — осмотру города. Но вышло наоборот.

Как только трамвай доставил ребят в центр, живой ритм городской жизни увлек их. Гром тоже радовался, вертел головой во все стороны.

Какая толчея стояла на улицах! А сколько магазинов! Одни торговали только одеждой, другие — обувью, был даже такой, в котором, кроме часов, ничего не продавали. Но какие там были часы! Ходики с кукушкой, карманные, наручные… Ребята подолгу стояли у витрины, выбирая, какие они бы купили, если бы… Эх, это вечное «бы»!

Торговали даже на улице. Продавщица вынимала из металлического ящичка оранжевые, блестящие от масла пирожки и, прежде чем отдать покупателю, обертывала кусочком бумажной ленты. Когда вокруг нее было немноголюдно, зазывала покупателей:

Пирожки рубль штучка!

Три рубля кучка,

А в кучке три штучки.

Ребята уже собирались купить пирожков, но увидели мороженое. Нужно честно признаться, что Гешка и Юлька еще ни разу не ели мороженого. Из книг и рассказов товарищей они знали, что это вкусно, а вот пробовать ни разу не приходилось. Дело в том, что в Уньче мороженого не продавали.