Биг Сур - [31]

Шрифт
Интервал

Главное – голос – Она говорит разбитым сердцем – Голос звенит разбитой лютней потерянного сердца, музыкально как в заброшенной роще, иногда почти невыносимо, как какой-нибудь фантастический футуристический Джерри Сазерн ступает в луч прожектора к микрофону в лас-вегасском ночном клубе и не должен даже петь, просто говорит, и мужчины вздыхают, а женщины должно быть удивляются (если женщины вообще способны удивляться) – Так что пока она пытается объяснить мне всю эту ерунду (всю философию свою, кодину и кодиного нового друга Перри, он придет на следующий день) я просто сижу и любуюсь ее ртом, размышляя откуда берется красота и почему – Наконец мы предаемся любви, нежно – Маленькая блондинка, искушенная во всех тонкостях этого дела, столь нежная в сопереживании, даже чересчур, что к рассвету мы уже собираемся пожениться и сбежать на недельку в Мексику – Представляю себе: большая четверная свадьба с Коди и Эвелин.

А она, кстати, серьезный враг Эвелин – Ей недостаточно быть любовницей и наперсницей Коди, она хочет победить, низложить Эвелин и забрать Коди себе навсегда, и для этого готова даже закрутить тупиковый глубоко небесный роман со стариной Джеком (опять все тот же расклад) – Нет особой разницы между ней и Эвелин когда они говорят о Коди, только Эвелин я всегда слушаю с восторженным интересом – А Билли нагоняет тоску, хотя сказать ей об этом я конечно не могу – Эвелин все же чемпион, поди пойми этого Коди.

О взлеты и падения и перетасовка женщин, причем блондинок, все в том же великом волшебном городе гандхарв Сан-Франциско, и вот я с одною из них вдвоем на ковре-самолете, ух, поначалу настоящий праздник, настоящий взрыв новизны, наотмашь и вдребезги – Даже и не снится мне, чем все это кончится – Ибо есть печальная музыка Билли в моих объятиях, и сам я теперь тоже Билли, Билли и Билли рука в руке, о прекрасность, некоторым образом с благословения Коди, и мы несемся в чингисханских облаках нежной любви и надежды, и кто никогда так не делал безнадежный дурак – Ведь новая любовь всегда сообщает надежду, коронуя иррациональное смертное одиночество, и та штука, которой я глотнул (змеиный ужас пустоты) с тем глубоким смертельно-йодистым вдохом на берегу Биг Сура, ныне оправдана и воспета и вознесена как священный кубок к небесам, простым фактом раздевания и схватки умов и тел в несказанном нервно-печальном восторге любви – И не позволяйте старым занудам убеждать вас что это не так, причем главное что никто во всем мире не пытается написать истинную историю любви, это же ужасно, мы по уши в 50-процентной литературе и драматургии – Губы к губам, поцелуй к поцелую в подушечной тьме, чресла к чреслам в невероятной сладости взаимной капитуляции, так далеко от всех наших страшных ментальных абстракций, что даже удивительно почему некоторые считают Бога асексуальным – Тайная подземная истина бешеной страсти забитой под сваями зарытой под свалками по всему свету, о ней молчат газеты, о ней запинаясь и не всерьез пишут писатели, ее из-под полы рисуют художники, эх, послушайте «Тристана и Изольду» и представьте себе Вагнера с обнаженной возлюбленной в лугах под покровом баварской осенней листвы.

Как все это странно, и как теперь все события последних недель, поездки туда-сюда и страдания в городе и Суре рационально складываются в одну большую вышку которая позволила мне неуклюже нырнуть в глубину биллиной души – на что тут сетовать?

Среди ночи она притаскивает мне четырехлетнего мальчишку чтобы показать его одухотворенную красоту – Вот уж один из страннейших людей которых я когда-либо встречал – С огромными влажными карими глазищами, очень красивыми, он ненавидит всякого кто приблизится к его матери и постоянно задает вопросы, типа: «Почему ты с ним? Он зачем, он кто?», или: «Почему на улице темно?», или: «Почему вчера солнце?» или что угодно, спрашивает обо всем подряд, а она отвечает с неизменным восторгом и терпением, так что я не выдерживаю: «Тебе не надоели эти вопросы? пусть бы лопотал себе как все дети, что он пристает, пусть бы себе мурлыкал?» – А она отвечает: «Я отвечаю чтоб не пропустить следующий вопрос, все, что он спрашивает и говорит, для меня очень важно с точки зрения абсолюта, мне это нужно» – «Какого еще абсолюта?» – «Ты же сам сказал что все есть абсолют», – ну конечно она права, и я понимаю что в грязной старой душе своей уже ревную к Эллиоту.

27

Циновка ночи впитывает стонущую роскошью богоподобия любовь, а в то же время все как-то скучно, и мы смеемся говоря об этом – Нашу первую ночь мы не спим до рассвета, обсуждая все на свете, от Коди во всех подробностях до Эвелин, от книжек до философии, религии и абсолюта, кончается тем что я шепчу ей стихи – Утром бедняжке пора на работу, а я остаюсь пьяно храпеть дальше – А она готовит аккуратненький завтрак и ведет Эллиота к дневной няньке, а я просыпаюсь среди дня один, отхлебываю вина и забираюсь с книжкой в горячую ванну – Телефон звонит не умолкая, все от Монсанто и Фэгана до последней собаки каким-то образом вычислили меня и номер телефона, хотя никто из них раньше Билли не знал и даже не видел – С содроганием думаю я, как разозлится Коди, что его тайная жизнь стала всеобщим достоянием.


Еще от автора Джек Керуак
В дороге

Джек Керуак дал голос целому поколению в литературе, за свою короткую жизнь успел написать около 20 книг прозы и поэзии и стать самым известным и противоречивым автором своего времени. Одни клеймили его как ниспровергателя устоев, другие считали классиком современной культуры, но по его книгам учились писать все битники и хипстеры – писать не что знаешь, а что видишь, свято веря, что мир сам раскроет свою природу. Именно роман «В дороге» принес Керуаку всемирную славу и стал классикой американской литературы.


Бродяги Дхармы

"Бродяги Дхармы" – праздник глухих уголков, буддизма и сан-францисского поэтического возрождения, этап истории духовных поисков поколения, верившего в доброту и смирение, мудрость и экстаз.


Сатори в Париже

После «Биг Сура» Керуак возвращается в Нью-Йорк. Растет количество выпитого, а депрессия продолжает набирать свои обороты. В 1965 Керуак летит в Париж, чтобы разузнать что-нибудь о своих предках. В результате этой поездки был написан роман «Сатори в Париже». Здесь уже нет ни разбитого поколения, ни революционных идей, а только скитания одинокого человека, слабо надеющегося обрести свое сатори.Сатори (яп.) - в медитативной практике дзен — внутреннее персональное переживание опыта постижения истинной природы (человека) через достижение «состояния одной мысли».


Ангелы Опустошения

«Ангелы Опустошения» занимают особое место в творчестве выдающегося американского писателя Джека Керуака. Сюжетно продолжая самые знаменитые произведения писателя, «В дороге» и «Бродяги Дхармы», этот роман вместе с тем отражает переход от духа анархического бунтарства к разочарованию в прежних идеалах и поиску новых; стремление к Дороге сменяется желанием стабильности, постоянные путешествия в компании друзей-битников оканчиваются возвращением к домашнему очагу. Роман, таким образом, стал своего рода границей между ранним и поздним периодами творчества Керуака.


Одинокий странник

Еще при жизни Керуака провозгласили «королем битников», но он неизменно отказывался от этого титула. Все его творчество, послужившее катализатором контркультуры, пронизано желанием вырваться на свободу из общественных шаблонов, найти в жизни смысл. Поиски эти приводили к тому, что он то испытывал свой организм и психику на износ, то принимался осваивать духовные учения, в первую очередь буддизм, то путешествовал по стране и миру. Единственный в его литературном наследии сборник малой прозы «Одинокий странник» был выпущен после феноменального успеха романа «В дороге», объявленного манифестом поколения, и содержит путевые заметки, изложенные неподражаемым керуаковским стилем.


Суета Дулуоза

Еще при жизни Керуака провозгласили «королем битников», но он неизменно отказывался от этого титула. Все его творчество, послужившее катализатором контркультуры, пронизано желанием вырваться на свободу из общественных шаблонов, найти в жизни смысл. Поиски эти приводили к тому, что он то испытывал свой организм и психику на износ, то принимался осваивать духовные учения, в первую очередь буддизм, то путешествовал по стране и миру.Роман «Суета Дулуоза», имеющий подзаголовок «Авантюрное образование 1935–1946», – это последняя книга, опубликованная Керуаком при жизни, и своего рода краеугольный камень всей «Саги о Дулуозе» – автобиографического эпоса, растянувшегося на много романов и десятилетий.


Рекомендуем почитать
Заклание-Шарко

Россия, Сибирь. 2008 год. Сюда, в небольшой город под видом актеров приезжают два неприметных американца. На самом деле они планируют совершить здесь массовое сатанинское убийство, которое навсегда изменит историю планеты так, как хотят того Силы Зла. В этом им помогают местные преступники и продажные сотрудники милиции. Но не всем по нраву этот мистический и темный план. Ему противостоят члены некоего Тайного Братства. И, конечно же, наш главный герой, находящийся не в самой лучшей форме.


День народного единства

О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?


Новомир

События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.


Запрещенная Таня

Две женщины — наша современница студентка и советская поэтесса, их судьбы пересекаются, скрещиваться и в них, как в зеркале отражается эпоха…


Дневник бывшего завлита

Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!


Записки поюзанного врача

От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…