Биг Сур - [25]
И сейчас, в состоянии взрослой душевной катастрофы вследствие злоупотребления алкоголем, все это с легкостью превратилось в фантазию будто все на свете стремятся колдовством довести меня до сумасшествия; видимо подсознательно я в это верил, и как уже сказано стоило Рону Блейку удалиться, как я совершенно выздоровел.
Совершенно – Наутро я встал веселее, здоровее и целеустремленнее чем когда-либо, и вся моя долина Биг Сура была опять моя и только моя, пришел старина Альф, я покормил его и похлопал по гривастой холке, и гора Мьен Мо вдали была не гора, а обычный угрюмый холм поросший дурацким кустарником, с мирной фермой на вершине, и весь день свободен, знай развлекайся, без колдунов и бухла – И опять я распеваю стишки: «Душа моя как снег, прекрасней всех, душа моя засов меж полюсов», и прочие глупости – И восклицаю: «Если Артур Ма колдун, то право очень забавный! ха-ха!» – А дура сойка залезла одной лапой в мыльницу на перилах крыльца, клюет мыло и ест его, не притронувшись к овсянке, а когда я смеюсь и кричу ей, косится умным глазом, мол «а че такого-то? че такого?» – «Че такого-че такого, клевай давай» – говорит другая приземляясь рядом но тут же взлетая – И в жизни моей опять все прекрасно, я даже начинаю вспоминать смешные безумства нынешней пьянки и вообще всей своей жизни, поразительно все-таки сколько сил таится в человеке, горы можно своротить, восстаешь буквально из пепла и бодро шлепаешь дальше, и счастье берется из ничего, просто из энергии скрытой в костяке – Спускаюсь в гости к морю, и оно уже не пугает меня, «Шестьсот мильонов морских шпионов» – распеваю я, возвращаюсь в хижину и спокойно наливаю себе кофе, белый день, красота!
Совершаю поход в лес, рублю дрова и оттаскиваю к обочине чтобы удобно было носить домой – Отпиваю глоток шерри, гадость – Нахожу старый номер «Сан-Францисских Хроник», пестрящий моей фамилией – Разрубаю пополам толстенное бревно – Вот такой чудесный день, под конец штопаю свой священный свитер, напевая: «Лучше дома места нет», вспоминаю маму – Даже листаю всевозможные книжки и журналы, раскрываю «Патофизиологию» и высокомерно заявляю керосиновой лампе: «Вот-с, интеллектуальный предлог для остроумных шуток», отшвыриваю журнал прибавив: «Предмет любопытства для некоторых неглубоких личностей» – Обращаю бурное внимание на пару неизвестных поэтов конца века – Тео Марциалса и Генри Гарланда – Вздремнув после ужина, вижу военно-морской сон: судно стоит на якоре недалеко от театра военных действий, у острова, но все лениво и сонно, и двое матросов с собакой и удочками идут по тропинке спокойно заняться любовью в кустах; капитан и вся команда в курсе что они голубые, но вместо гнева – ленивое восхищение столь преданной любовью; другой матрос следит за ними в бинокль с полуюта; вроде бы идет война, но ничего не происходит, просто стирка…
Просыпаюсь из этого дурацкого но полного странной прелести сна повеселевшим и бодрым – А еще у нас теперь звезды каждую ночь, так что я сажусь в старый шезлонг на крыльце и закинув голову наблюдаю всю эту неразбериху, звездозапятнанный небосвод, все звезды плачущие счастливой печалью, все эти пенки и сливки млечных аллей световых лет древних как Дэйм Мэй Уитти и холмы -
Я совершаю прогулку в сторону горы Мьен Мо в лунном свете августовской ночи, вижу как гордые туманные горы вздымают горизонт и словно говорят: «Не терзай свое сознание бесконечными думами», и я сажусь на песок и смотрю внутрь себя и снова вижу их, розы нерожденного – Поразительно, всего за несколько часов такая перемена – У меня хватает физических сил вернуться к морю, внезапно осознав, какая прекрасная восточная шелкография получилась бы из моего каньона, как все эти свитки, берешь за край и медленно разворачиваешь, и постепенно разворачивается перед тобой долина с внезапными обрывами, внезапными бодхисаттвами сидящими в уединении своих освещенных лампами хижин, внезапными ручьями, скалами, деревьями, и вдруг белый песок, вдруг море, выходишь в море и тут свиток кончается – И все эти туманно-розовые темнОты разных оттенков и ускользающие тени передающие эфемерность ночи – Один длинный свиток, развернувшийся от изгороди ранчо на туманном холме, минуя лунные луга и даже стог сена у ручья, вниз по тропе ручей сужается, и далее в тайну О МОРЯ – так изучаю я свиток долины, а сам напеваю: «Человек смешной зверек, занятой такой зверек, в его мыслях пустота, что не стОит ни черта».
Более того, вернувшись в хижину сварить какао на сон грядущий, я даже исполняю «Sweet Sixteen», ангельским образом (уж слава Богу получше чем Рон Блейк), и тут как тут воспоминания: мама с папой, старое пианино в Массачусетсе, ночное летнее пенье – Так я и засыпаю на крыльце под звездами, и на рассвете переворачиваюсь на другой бок с блаженной улыбкой от того что совы перекликаются с одного мертвого дерева на другое, через всю долину: у-ху, у-ху.
Так что может быть, прав Миларепа: «Пусть вы, юноши нового поколения, обитаете в городах, наводненных превратностями судьбы, связь с истиной все равно сохраняется» – (и это сказано в 890 году!) – «Пребывая в уединении, не помышляйте о развлечениях города… Обратите ум свой вовнутрь, там отыщете путь… Богатство, что нашел я – неисчерпаемое Священное Имущество… Товарищ, которого обрел я – благословение вечной Пустоты… Здесь, в месте именуемом Йолмо Таг Пуг Сендж Дзон, тигрица дрожащим рыком напоминает мне о жалких детенышах своих, играющих столь резво… Словно безумец, не питаю я ни притязаний, ни надежд… Истинную правду говорю я вам… Вот безумные слова мои… О вы, бесчисленные материнские существа, силою воображаемой судьбы видите вы мириады видений и испытываете бесконечные эмоции… Я улыбаюсь… Для йога все чудесно и великолепно!… В блаженно-спокойном небесном уединении моем порой я слышу звуки, и все они дружественны… В таком прекрасном месте, в одиночестве, я, Миларепа, счастливо пребываю, медитируя на освещающем пустоту сознании – Чем больше Падений и Взлетов, тем больше моя Радость – Чем больше страх, тем больше мое счастье…»
Джек Керуак дал голос целому поколению в литературе, за свою короткую жизнь успел написать около 20 книг прозы и поэзии и стать самым известным и противоречивым автором своего времени. Одни клеймили его как ниспровергателя устоев, другие считали классиком современной культуры, но по его книгам учились писать все битники и хипстеры – писать не что знаешь, а что видишь, свято веря, что мир сам раскроет свою природу. Именно роман «В дороге» принес Керуаку всемирную славу и стал классикой американской литературы.
"Бродяги Дхармы" – праздник глухих уголков, буддизма и сан-францисского поэтического возрождения, этап истории духовных поисков поколения, верившего в доброту и смирение, мудрость и экстаз.
После «Биг Сура» Керуак возвращается в Нью-Йорк. Растет количество выпитого, а депрессия продолжает набирать свои обороты. В 1965 Керуак летит в Париж, чтобы разузнать что-нибудь о своих предках. В результате этой поездки был написан роман «Сатори в Париже». Здесь уже нет ни разбитого поколения, ни революционных идей, а только скитания одинокого человека, слабо надеющегося обрести свое сатори.Сатори (яп.) - в медитативной практике дзен — внутреннее персональное переживание опыта постижения истинной природы (человека) через достижение «состояния одной мысли».
«Ангелы Опустошения» занимают особое место в творчестве выдающегося американского писателя Джека Керуака. Сюжетно продолжая самые знаменитые произведения писателя, «В дороге» и «Бродяги Дхармы», этот роман вместе с тем отражает переход от духа анархического бунтарства к разочарованию в прежних идеалах и поиску новых; стремление к Дороге сменяется желанием стабильности, постоянные путешествия в компании друзей-битников оканчиваются возвращением к домашнему очагу. Роман, таким образом, стал своего рода границей между ранним и поздним периодами творчества Керуака.
Еще при жизни Керуака провозгласили «королем битников», но он неизменно отказывался от этого титула. Все его творчество, послужившее катализатором контркультуры, пронизано желанием вырваться на свободу из общественных шаблонов, найти в жизни смысл. Поиски эти приводили к тому, что он то испытывал свой организм и психику на износ, то принимался осваивать духовные учения, в первую очередь буддизм, то путешествовал по стране и миру. Единственный в его литературном наследии сборник малой прозы «Одинокий странник» был выпущен после феноменального успеха романа «В дороге», объявленного манифестом поколения, и содержит путевые заметки, изложенные неподражаемым керуаковским стилем.
Еще при жизни Керуака провозгласили «королем битников», но он неизменно отказывался от этого титула. Все его творчество, послужившее катализатором контркультуры, пронизано желанием вырваться на свободу из общественных шаблонов, найти в жизни смысл. Поиски эти приводили к тому, что он то испытывал свой организм и психику на износ, то принимался осваивать духовные учения, в первую очередь буддизм, то путешествовал по стране и миру.Роман «Суета Дулуоза», имеющий подзаголовок «Авантюрное образование 1935–1946», – это последняя книга, опубликованная Керуаком при жизни, и своего рода краеугольный камень всей «Саги о Дулуозе» – автобиографического эпоса, растянувшегося на много романов и десятилетий.
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.