Библия Ветхозаветной Церкви - [2]
Составителем этой таблички был Кабти–илани–Мардук, сын Дабиби: (бог) ниспослал ему это откровение во время ночи и утром, когда он пересказал его, не пропустив ни единой (строки), не добавив ни единой строки (от себя). Книжник, сохранивший в памяти эти слова, избежит вражеской страны (и) будет почитаем в своей собственной. В святилище (тех) мудрецов, которые постоянно поминают мое имя, я дарую им мудрость. Дому, в котором хранится эта табличка…
В вышеприведенном фрагменте присутствуют указания почти на все элементы ветхозаветного канона: (1) божество говорит, и его слова записываются; (2) слова бога передаются переписчиками с точностью и скрупулезностью; (3) соблюдающим слова бога обещается благословение, а не соблюдающим — проклятие, что подразумевает власть этого бога над человеком; (4) слова бога хранятся в святилище. Эти же компоненты можно найти и во многих других свидетельствах ближневосточной литературы. Из всего вышесказанного можно сделать несколько выводов.
(1) Многие народы античного мира верили, что бог ниспослал им особые откровения, впоследствии ими записанные, и что они имеют в этих записях подлинное слово от бога. Такие представления, судя по всему, были широко распространены в древнем мире. В большинстве рукописей древнего Египта и Месопотамии мы находим однозначные заявления о том, что эти тексты являются словом того или иного божества. Например, в гимне «Амон, единый Бог», написанном во время правления XIX египетской династии (1314–1194 гг. до н. э.), утверждается, что эти слова были посланы с неба, услышаны в Гелиополисе и составлены в единое послание богом Тотом[5]. В начале другого гимна, который назывался «Победоносный царь» и был написан для воспевания победы Тутмоса III (1504— 1450 гг. до н. э.), говорится, что это слова Амона–Ра, владыки тронов Обеих Земель.[6]
Тексты пирамид, начертания, вырезанные на стенах древнеегипетских усыпальниц и представляющие собой старейший свод египетской религиозной литературы, содержат цитаты, приписываемые непосредственно божествам. Также и погребальные тексты древней Книги мертвых сопровождались начертаниями, вырезанными на отдельных плитах, которые были расположены под изображением того бога, который претендовал на их авторство.[7]
Следует упомянуть также египетскую сказку заклинаний, повествующую о попытке Сетне Хаемуаса, четвертого сына Рамсеса II, овладеть магической книгой, которая, согласно верованиям, была написана богом Тотом. Хотя Сетне это не удается, в целом сказка является достаточным свидетельством в пользу того, что вышеупомянутая книга считалась книгой от бога, открывающей тайну жизни, в которую были посвящены только боги.[8]
Месопотамские рукописи по большей части свидетельствуют о том же. Одно из древних посланий гласит, что бог Ашшур передал свои слова во сне Сеннахириму, а о «пророчестве Нинлиль» утверждается, что оно является истинным словом (богини) Нинлиль к царю. В другом письме провидец передает слова богини Иштар, услышанные им в ночном видении, очень похожем на вышеупомянутое видение Кабти–илани–Мардука, который также получил свое откровение в ночное время и записал его на табличке.[9]
(2) Особенности записи и перезаписи религиозных и светских документов, особенно в Месопотамии, свидетельствуют об еще одном существенном элементе канона — скрупулезности переписчиков. В своей книге «Древняя Месопотамия» А. Лео Оппенхейм приводит следующий комментарий: «Умение точно копировать исходные тексты, из которых составлялась традиция, считалось неотъемлемой частью профессиональной подготовки переписчиков».[10] Оппенхейм также утверждает, что непрерывность религиозной традиции обеспечивалась не усилиями священства, а исключительно верностью переписчиков, воспроизводивших тексты с точностью и доскональностью. Такое «замораживание» священной традиции, как утверждает Оппенхейм, — практика, которая, с его точки зрения, ведет свою историю с третьей четверти второго тысячелетия до нашей эры, — имело своей целью «поставить предел гипертрофированному росту письменного предания под влиянием внутренних факторов и, в частности, не позволить богословам «перекраивать» священную историю посредством исследований и приукрашиваний, которые в конечном итоге вели к ее уничтожению».[11] Иными словами, скрупулезное и тщательное переписывание религиозных текстов было способом консервирования религиозной традиции. К этой школе переписчиков, несомненно, относился и автор поэмы Эрры, ибо он сказал, что «не прибавил к ней ни единого слова, и не пропустил ни единой строки из того, что было открыто ему богом». В списках ритуалов, сделанных не ранее периода Селевкидов, содержатся колофоны, гласящие: «Переписано с древних табличек, проверено и перепроверено».
