Библия: Биография книги - [27]

. Золотое правило также означало, что любой мидраш, способствовавший распространению ненависти, являлся незаконным. Следовало избегать злобных толкований, высмеивавших других мудрецов с целью опорочить их[277]. Целью мидраша было служить общине, а не подогревать самолюбие толкователя, который, как объяснял рабби Меир, должен был изучать Тору «ради неё самой», а не для своей собственной выгоды. Хороший мидраш, — продолжал рабби, — сеет любовь, а не раздор, потому что каждый, кто тщательно изучает писание, полон любви и приносит радость другим людям: он «любит Всевышнего, любит Его творения, доставляет Всевышнему радость, доставляет радость Его творениям». Изучение Торы преображало толкователя, облачая его робостью и смирением, делая его справедливым, благочестивым, добродетельным и верующим, что шло на пользу всем окружающим. «Тайны Торы открываются ему, — заключал рабби Меир, — он становится как полноводный ключ и как неудержимый поток… И это делает его великим и поднимает его над всем творением»[278].

«Слово Моё не подобно ли огню?» — спрашивал Яхве у пророка Иеремии[279]. Мидраш помогал открыть это божественное сияние, дремавшее в письменных словах Торы. Однажды рабби Акива услышал, что его ученик бен Азай был заключён в огненный круг, вспыхнувший вокруг него, в то время как он комментировал и толковал Тору. Он поспешил к ученику, чтобы расспросить об этом, и бен Азай ответил, что он всего лишь выполнял хороз:

Я только связывал слова Торы одно с другим, а затем со словами из Пророков, и слова Пророков — со словами из Писаний, и слова возрадовались, как в тот день, когда они были рождены на Синае, и были они сладки, как при их первом произнесении[280].

Богоявление на горе Синай повторялось всякий раз, когда еврей оставался один на один с текстом, открывался ему и применял его к своей собственной жизни. Подобно Иезекиилю, автор мидраша обнаруживал, что, когда он впитывал этот текст и делал его полностью своим, Слово Божье становилось сладким, как мёд, и заставляло вспыхивать весь мир.

Как и некоторые раввины до него, бен Азай был мистиком. Все они часто размышляли над рассказом Иезекииля о его видении Божьей «славы» (кавод), выполняя при этом особый ритуал — они постились, помещали головы между колен и шептали хвалы Богу, что приводило их в изменённое состояние сознания. Тогда им казалось, будто они пролетают сквозь семь небес, пока не узрят «славу» на её небесном троне. Но это мистическое путешествие было сопряжено с опасностью. Один очень ранний рассказ повествует нам о четырёх мудрецах, которые пытались войти в пардес, «плодовый сад», напоминающий райский сад — Эдем. Бен Азай смог достичь этого духовного состояния прежде, чем умер, но два других мистика после этого опыта повредились умственно и душевно. Лишь рабби Акива обладал достаточной зрелостью, чтобы вернуться из этого путешествия невредимым и прожить достаточно долго, чтобы успеть рассказать свою историю[281]. Сам рабби Акива считал, что Песнь Песней в особенности помогает достичь этого экстаза, она не просто обозначает, но фактически делает ту любовь, которую Бог ощущает к своему народу, жгучей истиной в сердце мистика. «Вся полнота времени от начала мира не стоит того единственного дня, когда Песнь Песней была дарована Израилю», — говорил рабби Акива. «Все Писания (Ктувим) святы, но Песнь Песней — Святая Святых»[282]. Во внутреннем мире рабби Акивы Песнь Песней заменила собой внутреннее святилище храма, где божественное присутствие покоилось на своём древнем троне.

Другие раввины ощущали Дух Яхве как потрясающее божественное присутствие внутри них и вокруг них. Как-то раз, когда рабби Иоханан обсуждал видение Иезекииля со своими учениками, огонь снизошёл с небес и бат кол объявил, что Богом возложена на Иоханана специальная миссия[283]. Но Святой Дух в виде огненных языков снисходил и на рабби Иоханана и рабби Элиэзера (в точности так же, как он снизошёл на учеников Иисуса в Пятидесятницу), когда они выполняли хороз, соединяя стихи Писания[284].

В этот период раввины ещё не облекали свои размышления в письменную форму. По-видимому, они выучивали накапливавшиеся предания на память и передавали их изустно, хотя рабби Акива и рабби Меир разбивали материал на блоки, чтобы их было легче запомнить[285]. Записывать драгоценное знание казалось рискованным. Книга могла быть сожжена, как храм, или попасть в руки христиан, так что безопаснее было хранить её в умах и сердцах мудрецов. Но раввины ценили устное слово и само по себе. Те из учившихся в Явне, кто оказался способен вызубрить эти устные предания наизусть, назывались таннаим, «повторяющие». Они произносили Тору вслух и создавали свои мидраши в ходе беседы. Дом Учения был шумным из-за оживлённых дискуссий и громких споров.

Однако к 135 г. н. э. раввины почувствовали необходимость более долговечной письменной фиксации. Пытаясь насильственно вовлечь евреев в современный греко-римский мир, император Адриан объявил о своём намерении вспахать развалины Иерусалима, чтобы сравнять его с землёй, и построить новый город на святом месте. Обрезание, обучение раввинов и изучение Торы — всё это было запрещено законом. Упрямый еврейский солдат Симон бар Косеба поднял восстание против Рима, и, когда ему удалось оттеснить Десятый легион от Иерусалима, рабби Акива приветствовал его как мессию. Сам рабби Акива отказался прекратить преподавание и, согласно легенде, был казнён римскими властями. В конце концов, восстание Бар Косебы было жестоко подавлено Адрианом в 135 г.