Библиотека - [9]

Глава восьмая

номера дверей казённых приютов переменчивы как звуки чужих голосов, они не зовут остаться или уйти; кто придёт сюда после нас? Они всегда остаются пусты, мы всегда остаёмся

По коридору шли люди. Они выходили, каждый из своей двери, выключая в комнатах свет. Двери хлопали, скрипели или закрывались бесшумно, со всех сторон слышалось шарканье ног, покашливание, негромкие голоса. Я направился туда же, куда шли все. Те, кто пришли раньше, уже стояли в очереди у закрытого окошка раздачи. Очередь тянулась вдоль стены холла, заставленного столами и стульями. Кто-то занимал место за столом. Я встал за крайним; те, кто подходили, вставали за мной дальше. Никто не шумел Окошко открылось, очередь затопталась и пошла быстро. На завтрак был кипяток, два куска плотного серого хлеба и миска каши, которую все торопливо хватали горячей, рассчитывая на добавку. Мне добавки не досталось - слишком медленно ел. Голоса сделались оживлённее. После завтрака все вышли на улицу. Я вышел вместе со всеми. Было ветрено и темно. Многие закурили. Мы вышли к реке. От чёрной воды тянуло холодом. Стало тоскливо. Разговоры один за другим гасли. Все притихли. Следующие два часа мы перетаскивали тяжёлые мешки с катера в пакгауз. Я был новичок и старался не отставать от других. Наконец, разрешили перекурить. У меня не было сигарет, и я бродил в одиночестве. Стало совсем тоскливо. Кто-то заметил меня и предложил мне свою пачку. Я был почти растроган. Работа пошла веселее. Перекуривали раз в два часа по пятнадцать минут. Я ждал, когда будет обед. После обеда снова работали. Когда я вернулся в свою комнату, на матрасе лежала подушка, наволочка, две простыни и шерстяное одеяло, пахнущее псиной. Рядом на тумбочке лежали две пачки сигарет, спички и полотенце. Я так устал, что заснул почти сразу же. На другую ночь я уже знал, куда идти. Мы снова таскали мешки. И ещё много ночей. Потом были коробки с консервами. По этому случаю на обед выдали дополнительно по кусочку селёдки. Те, кому достались хвосты, были недовольны и вполголоса возмущались. Кто-то заявил, что любит хвосты. Работали молча. Через ночь курящим выдавали по две пачки сигарет. Некурящим ничего не выдавали, поэтому курили все. Прошло двести ночей. Меня уже давно перестали будить. Я просыпался одним из первых и успевал занять очередь так, что почти всегда получал добавку кашу или картошку, что было. Прошло ещё четыреста ночей. И ещё двести. Я так и не сошёлся ни с кем. Иногда перебрасывался парой-другой фраз. Про меня никто ничего не знал - я не рассказывал. В карты я не играл. Однажды я заболел и четыре ночи не вставал с кровати. Мне приносили еду и какие-то таблетки. Я пил. На пятую ночь ни еды, ни таблеток не принесли. Тогда-то я и пошутил, что меня подняло лечебное голодание. Кажется, это был единственный раз, когда я сказал свою фразу громко, для всех. Над шуткой смеялись. После этого ещё долго, если кто-нибудь болел, о нём спрашивали: "Всё голодает?" Всего было восемьсот восемьдесят шесть ночей. Я знаю это точно. Дело в том, что за ночь я выкуривал девятнадцать сигарет - пачка минус одна сигарета; таким образом, от каждой пачки у меня оставалось по одной сигарете. В итоге я собрал сорок четыре пачки - четыре полных блока плюс четыре пачки,- и ещё шесть сигарет. Итого восемьсот восемьдесят шесть. И все пропали!

В тот вечер я проснулся раньше обычного. Все ещё спали. Одевшись, чтобы больше не возвращаться в комнату, я пошёл к раздаче и, не зная, чем себя занять, стал слоняться по коридору, дожидаясь завтрака. Я подошёл к окну, за которым уже сгущались сумерки. И вдруг я увидел двоих. Они шли со стороны сорок седьмого корпуса, соседнего с нашим,- наш был сорок восьмой. Я почувствовал внезапную слабость в ногах. Они шли сюда. Это были они. Я узнал их. Я дождался, когда они скроются из виду. После чего я быстро отогнул гвозди, державшие раму, рывком оторвал её от крестовины и, выглянув, прислушался. Я выпрыгнул в окно и, пригнувшись, побежал. О сигаретах я даже не вспомнил. Так я и не позавтракал. Правда, вскоре я уже был в ресторане и уплетал за обе щеки. А получилось это довольно странно. Случайно? Я увидел длинную чёрную машину, стоявшую у тротуара. Возле неё никого не было. Почти без всякой надежды я дёрнул на себя дверцу. Она открылась. От неожиданности я растерялся. Думать было некогда - на меня могли обратить внимание. Я нырнул в машину и закрыл за собой дверцу. В машине было темно и просторно. Тонко пахло дорогим одеколоном и кожей. Снаружи за стёклами была улица, освещённые витрины, голоса. Фонари. Я пошевелился. Прислушался. Если удастся переждать здесь... только бы не заметили. Мысли путались. Дверца приоткрылась. Я зажмурился. - Эй, где вы там? Я резко сел. - Вы... кто? Объяснять было бессмысленно, оправдываться - глупо. Оставалось одно атаковать. - Я уже успел уснуть, дожидаясь вас! Где вы были? Он опешил. - Я... только что отошёл, н... - Вы должны были ждать меня здесь,- категорично заявил я. - Виноват,- сказал он. - Вы водитель, так? - Да,- сказал он.- А вы... извините. Ведь вы поэт? - Да, я поэт. И не считаю нужным это скрывать. - Но мне сказали, что вы... будете позже, и я... я не думал... - Вы не думали,- сказал я.- Очень хорошо. О чём ещё вы не думали? - Виноват,- сказал он.- Я немедленно вас доставлю. Он ушёл. Забрался за руль. Где-то там, в машине. Одно из двух - либо я влип, либо спасён. Машина поехала. Я не шевелился. Мимо медленно скользили уличные огни. Проехав три или четыре дома, машина остановилась. Дверцу открыл швейцар. Так я оказался в ресторане. Я заметил, как один кельнер, показывая на меня, шепнул что-то другому. Тот кивнул. "Богема",- услышал я шёпот. Я прошествовал мимо них. Передо мной был зал, сверкавший зеркалами и хрусталём. Меня подвели к столу и указали на единственное свободное место. Остальные места были заняты незнакомыми мне дамами и господами; орудуя вилкой и ножом, они поедали блюда, подносимые кельнерами. Я осторожно присел. В мой бокал налили вино Я отпил. Передо мной появилась тарелка с каким-то аппетитным блюдом. Я принялся за еду. После третьего бокала я почувствовал, что опьянел. Мне сделалось весело. Потом вдруг стало грустно. Я был уже сыт и от нечего делать стал разглядывать тех, с кем сидел за одним столом. Их было человек тридцать или больше. Компания подобралась весьма пёстрая. Я поделился этим наблюдением со своей соседкой справа, очаровательной блондинкой в серебристо-чёрном платье. - Но все из самых высших кругов,- шепнула она. От неё пахло духам. - Из самых высших,- повторила она.- Вон те двое, видите? Знаменитые философы. Я присмотрелся. - Некоторым их идеи кажутся слишком смелыми, но... Тут один из философов, заметив, что другой отвернулся, бросил ему в бокал с вином большого чёрного таракана. - Кажется, они не очень-то любят друг друга,- заметил я. - Да,- вздохнула моя соседка.- Между ними не затихает вражда. - Но почему? - Один из них, кажется, вон тот, что слева, утвеждает, что мы живём в мире, который сами воображаем. А другой - что мы... сейчас... что мы воображаем мир, в котором сами же и живём. Вот. - А это не одно и то же?- осторожно спросил я после некоторого раздумья. Она пожала обнажёнными плечами. - Не знаю. Это слишком сложно для меня. Между тем второй философ, обнаружив в своём бокале таракана, злобно оскалился и, дождавшись, когда первый в свою очередь отвернётся, вылил ему бокал в тарелку с супом. - А вон там, видите? В полном составе Верховная Государственная Коллегия. - А что это такое? - Ну это... я не знаю точно... - А кто из них главный? - Вон тот, с краю. Ему сейчас подливают вино. Пока он не допьёт свой бокал, все остальные будут сидеть с пустыми. - Какой глупый анахронизм. - Что вы! Это одно из новейших правил! Я извинился за своё невежество. Она продолжала перечислять сидевших за столом: игроков, чиновников, актёров, банкиров, проституток, генералов, чьих-то жён и любовниц... У каждого было своё место, и каждому подавали определённый набор блюд в строгом соответствии с какими-то хитроумными правилами, разобраться в которых было, на мой взгляд, не легче, чем угадать в лото. Скоро я перестал слушать. Она всё говорила, рассказывая о каждом. - А почему мошенники сидят рядом с порядочными людьми?- спросил я. Она переспросила. Я повторил. - А где вы видите порядочных людей?- простодушно сказала она.- Разе это не выдумка моралистов? Но их, к счастью, давно уже разоблачили. Это меня позабавило, и я сказал, что весьма рад этому сообщению. Однако по поводу мошенников я остался неумолим. Она призналась, что не понимает, о чём я говорю. Я пытался объяснить. Она растерянно слушала. - По-моему, вы не можете знать этого наверняка,- сказала она.- То, что вы говорите, слишком абстрактно. Я рассмеялся. - И вообще,- сказала она, начиная нервничать.- Какой смысл разбираться во всех этих... материях. - А без этого можно обойтись? - Так ведь всё и так решается само собой. Она мило улыбнулась. - Всегда? Она снова улыбнулась. - Удобная позиция,- сказал я.- Однако это не снимает с человека ответственность за его поступки. Это преступная точка зрения! - Ну вот,- сказала она.- Что вы заладили, преступная да преступная! Ешьте лучше компот. Вам принесли первому, значит, ваша очередь произнести тост. - Тост? Но я не... я не готов! - Это было бы против правил... На меня уже поглядывали. Я смешался. - Что ж, если так... если вам это будет приятно, то... Я поднялся, держа бокал. Все притихли и преисполнились внимания. Я выдержал паузу и произнёс: "Выпьемте за то, чтобы меня не поймали!" И выпил. - Какая прелесть,- услышал я шёпот своей блондинки.- Чудесный тост! Её мнение кажется, никто не разделял. Они уставились на меня так, как будто я произнёс свою реплику матом. Зашушукались. Я опустился на стул, сообразив, что сказал что-то не то. Кто-то тронул меня за плечо. - А? Это был кельнер. Он показал рукой на двери зала. Там стояли двое. Один из них поманил меня пальцем. "Так",- подумал я.- "Всё. Хватит". Я вышел из-за стола и направился к дверям, уже пустым. Я вышел из ресторана. Не говоря ни слова, я занял место в машине. И меня увезли. Глава девятая