Библиотека плавательного бассейна - [66]

На улыбку он ответил испытующим, недоверчивым взглядом.

— Не беда, — сказал он. — Пускай извращенцы курят.

Возможно, это было намеренное оскорбление, выраженное странным символическим слогом тамошних улиц. Тем не менее я продолжал улыбаться, сделав вид, что ничуть не обиделся, и таким образом, возможно, вызвав еще более презрительное отношение с его стороны. Он отвернулся, и я принялся его разглядывать: потертые облегающие джинсы, синяя футболка с розовой горизонтальной полосой на уровне подмышек, бейсбольные бутсы; стройная фигура, полноватое лицо с прыщами возле рта, густые, жирные от рождения русые волосы, зачесанные на лоб, как у модников шестидесятых годов. Я стоял рядом с ним, переминаясь с ноги на ногу в сухой нескошенной траве, и он наверняка заметил, что у меня началась эрекция. А его гениталиям было тесно под джинсами, и он сжимал контуры выпиравшего члена ладонью.

— Здешний или как? — спросил он, насмешливо и вызывающе покосившись на меня.

Я снова улыбнулся и покачал головой.

— Так и думал, — сказал он и отвернулся, наконец-то с треском переломив свою палку.

В этом жесте моему воспаленному воображению привиделся скрытый намек на ненависть к «извращенцам». И все же я был полон решимости поиметь парня. Отчасти дело было в его надменном виде, высокомерном тоне да в том, что чересчур высокая оценка собственных прелестей только придавала ему привлекательности. А кроме того, меня возбуждала его молодость, возбуждали скука и похоть, обычно одолевающие мальчишек его возраста. Мне вспомнились те времена — подобные эротоманским дням и ночам, описанным Чарльзом в его дневнике, — когда вся жизнь состояла из безделья и фантазий. Вспомнилась атмосфера долгих автомобильных путешествий по Франции: мама читает карту и показывает отцу дорогу, а мы с Филиппой деремся или спим на заднем сиденье — и мне снятся мужчины. Потом мы приезжаем в какой-нибудь городок с собором, и я вылезаю из машины, пытаясь совладать с неукротимой эрекцией. Во время той поездки я испытывал непреодолимое влечение к общественным уборным, где мое мироощущение, основанное на одержимости сексом, но далекое от жизни, подкрепляли рисунки и надписи, еще более таинственные из-за часто встречающихся, но непонятных жаргонных словечек. Вечерами, когда всё наше семейство, облаченное в красивую летнюю одежду, прогуливалось по площади, я плелся позади, отыскивая взглядом выпуклые ширинки парней, толпившихся вокруг памятника жертвам войны, и тугие ягодицы мальчишек, которые с шумом играли в пинбол на автоматах, стоявших чуть ли не в дверях баров.

У меня было мало времени.

— А ты? — спросил я.

Он встал и побрел прочь.

— Чего?

— Здешний?..

— А ты как думал! — сказал он.

Он говорил скупым, убогим, весьма скудным языком, не лишенным логики и служившим ему эффективным средством защиты. Я пошел следом за ним, всё острее чувствуя себя человеком, оказавшимся в невыгодном положении, и к тому же старым — как чувствуют себя рядом с подростками все, кому за двадцать. Парень дошел до низкой стены у дороги и повернулся, поглаживая контуры своей довольно большой елды. У самой мостовой, на остановке, люди ждали автобуса. Это было неподходящее место для объяснения. Подойдя к парню, я положил руку ему на плечо, и он улыбнулся так, что впервые стала очевидна его нервозность.

— Пойдем, — сказал я, воспользовавшись этим козырем. Однако он тотчас же вновь замкнулся в себе. И, проявив завидную практичность, спросил:

— А сколько у тебя денег?

Я кивнул и насмешливо фыркнул — договориться можно было, только ведя себя так же, как он.

— Мне-то хватает, — сказал я.

— Неужто? Так вот, в здешних краях классная жопа стоит целую кучу бабок, — почти шепотом, словно пытаясь сохранить предлагаемую мне выгодную сделку в тайне от группы на автобусной остановке.

Мне это всё надоело. Я опустил руку, повернулся боком и перемахнул через стенку. «Пока!» — весело крикнул парень, когда я дожидался удобного случая, чтобы перейти улицу — и, выбрав неудачный момент, вынужден был пуститься бегом. Вдогонку мне загудел фургон. Я чувствовал на себе неприязненный взгляд мальчишки, чувствовал досаду и унижение, а свернув на улицу, ведущую к клубу, начал испытывать противоречивые желания выбросить из головы вздорные мысли об этом парне и бегом вернуться обратно и заплатить ему столько, сколько он захочет. Я представил себе, как обоссу его, как запихну хуй ему в глотку, засуну пальцы в жопу, — с такими волнующими мысленными образами в голове только и входить в клуб мальчиков. Обидно было то, как ловко он меня отшил, и то, что я уже не в силах соблазнить малолетку.

Здание клуба некогда, вероятно, было нонкомформистским храмом[98]. Большая его часть — с узкими стрельчатыми окнами — была построена из невзрачного серого камня. Спереди и сбоку прилепились современные пристройки из красного кирпича, с окнами в металлических рамах (судя по матовому стеклу, там располагались раздевалки) и облупившейся побелкой. Как и сказал Чарльз, там намечалось некое важное событие, и в коридоре с линолеумным полом и кафельными стенами было полно родителей, одетых, как мне показалось, довольно нарядно — мамаш, взволнованно скрестивших руки под грудями, и папаш, исполненных сдержанной отцовской гордости, словно в актовый день