Библиотека плавательного бассейна - [52]

— Привет, Пино! — сказал Фил. Человек обернулся. Это был вялый, по-испански миловидный тип лет тридцати, с темными кудрями.

— А, Фил! Как ты включать этот штуковина? Она не работает.

Он похлопал ладонями по бокам телевизора, словно пытаясь привести в чувство пьяного. Потом обернулся еще раз, увидел меня и встал.

— Пино, это Уилл. Один из моих друзей.

Мы обменялись рукопожатиями.

— Вы дружить с Фил? — спросил он, словно желая удостовериться, что я славный малый. — Фил очень хороший мальчик. Очень-очень хороший. — Он ухмыльнулся, потом затрясся от смеха, несильно ударил Фила в грудь кулаком и тут же отпрянул. — Утром Фил помогать мне с бурбоном.

Он был гораздо старше Фила, но в его присутствии вел себя как ребенок, а Фил, сумевший наконец привести меня к себе на работу, в ответ показывал, как сроднился он с человеком, с которым я даже не был знаком.

— С чем это вы ему помогали? — спросил я.

— С фургоном. Я учу его водить гостиничный фургон. Но ты не очень способный ученик, правда, Пино?

Эти слова Пино счел еще более смешными.

— Очень хороший мальчик, — повторил он.

Трудно было понять, то ли он сам без ума от Фила, то ли попросту рекомендует его мне. Говорил он так, словно пытался продать свою сестренку туристу.

— Хотеть выпить? — спросил он.

Я поспешно взглянул на Фила:

— Э-э… нет, спасибо.

А Фил сказал:

— Да, мы выпьем наверху.

У меня сердце оборвалось при мысли о том, что придется сидеть в каком-нибудь душном гостиничном баре с парнем, в которого я влюблен, и слабоумным посыльным-испанцем. На мгновение мне показалось, что Фил смалодушничал и решил отказаться от свидания со мной, попытавшись навязать испанцу роль дуэньи. Однако Пино принял вдруг важный вид и вновь протянул руку.

— Очень рад познакомиться, Уи-ил, — объявил он. Мы еще раз пожали друг другу руки. — Я собираться смотреть «Раскрой моя обман».

Когда мы уходили, Пино вновь принялся урезонивать телевизор.

— Ах ты, проклятый, проклятый штуковина, — добродушно твердил он.

— Там мы смотрим телевизор, — сказал Фил, когда мы вышли за дверь.

Мы дошли до лестницы и поднялись на самый верх, этажей на восемь. Пока мы поднимались, шагая через две ступеньки, я все время видел перед собой эту чудесную задницу. У меня встал уже на втором этаже. На чердаке, в коридоре с низким потолком, было жарко, и далекий шум уличного движения, доносившийся снизу через открытые настежь мансардные окна, вызывал ностальгию. Фил сунул руку в тесный передний карман своих вельветовых брюк, с трудом достал ключ и открыл дверь маленькой спальни.

— Вот и пришли, — сказал он.

Обстановка комнаты состояла из односпальной кровати, тумбочки с лампой и дешевого низкого туалетного столика с зеркалом, стоя перед которым, можно было увидеть разве что отражение собственной промежности. Имелись также стул и занавешенный стенной шкаф. Я закрыл за собой дверь, и мы поставили наши сумки на пол, рядышком. Неловкость стала ужасающей, и я услышал, как в ушах звенит эхо учащенного пульса. Я знал, что всё зависит от меня.

— Ну что ж… — начал я, но Фил в тот же миг отвернулся к окну. Лицо его окаменело от смущения и страха. Он стоял и смотрел в окно.

Некоторое время мне мешало неотвязное желание отложить всё на другой день.

— И часто вы принимаете здесь гостей? — спросил я, и вопрос прозвучал довольно язвительно.

— Э-э… нет, — ответил Фил, слегка повернув голову, но по-прежнему стыдливо пряча глаза.

Сделав три или четыре шага, я подошел к нему и встал рядом, чуть позади. Свет из нашего окна падал в глубокий внутренний двор-колодец. Эти комнаты были встроены в крутую крышу, и напротив, по ту сторону пустоты, виднелись такие же мансардные окна, неосвещенные, выходившие в мрачную тишину. Яркий свет лондонских сумерек любовно выкрашивал небо над крышами в розовый цвет.

Одной рукой я обнял Фила за плечи. Он тотчас заговорил.

— Можно пойти на крышу, — сказал он. — Днем там загорает персонал. Оттуда очень хороший вид.

Я понимал, что нужно взять инициативу на себя, иначе ничего не выйдет. Подняв другую руку, я схватил Фила за подбородок и, повернув его голову к себе, поцеловал. Медленно, неуклюже, он повернулся кругом, обвил меня руками, а потом очень крепко обнял. Мне так давно хотелось поцеловать его, что, не в силах оторваться, я засунул свой длинный, тонкий язык глубоко ему в глотку, а вытащив, принялся кусать его в губы до тех пор, пока не почувствовал вкус крови. Фил был обессилен и ошарашен. Когда я откинул голову назад, между нашими ртами нитью повисла слюна, и я грубо стер ее у него с подбородка. Он густо, мучительно покраснел.

Я вытащил его футболку из брюк и медленно поднял ее нижний край над ритмично вздымавшимся животом. Футболка была очень тесная, поэтому я просто свернул ее у него под мышками и расправил на выпуклой, крепкой груди. Двумя пальцами я покрутил Филу соски, а потом, страстно глядя ему прямо в глаза, протянул руку к его промежности, нащупал и рывком расстегнул ширинку и опустил брюки с трусами к коленям. Всё это время Фил стоял, разведя руки в стороны, безучастно, как ребенок на приеме у врача или клиент, с которого снимает мерку для костюма портной. Он ничем не выдавал своего отношения ко мне, если не считать любопытства, отражавшегося на серьезном лице: об этом он и слышал когда-то, этим и хотел заняться со мной.