Библейский греческий язык в писаниях Ветхого и Нового завета - [7]
а) Словарь.—Словарь Новаго Завѣта, круглою цифрой простирается до 5.500 словъ, а тутъ словъ (и формъ) классическихъ немного больше 3.000; словъ (и формъ) неклассическихъ или послѣклассическихъ—вмѣстѣ съ принявшими новый смыслъ—больше 2.000. Вторыя распадаются на слѣдующія группы: I) слова и формы древнихъ діалектовъ; II) слова и формы такъ наз. поэтическія, которыя иногда были въ разговорномъ языкѣ, но литературно употреблялись лишь поэтами; III) слова и формы, повидимому, спеціально народныя, какихъ весьма мало; IV) слова и формы послѣклассическія, свойственныя „общему языку“ (Κοινή), очень многочисленны; V) слова и формы, повидимому, свойственныя именно Новому Завѣту; VI) слова иностранныя; VII) слова классическія, но принявшія новый смыслъ; слова греческія, но усвоившія особенное значеніе,—напр., чисто еврейское. По отношенію къ словамъ классическимъ большинство словъ послѣклассическихъ—производныя или сложныя. Много ихъ встрѣчается уже у LXX-ти. Всякіе примѣры можно отыскать въ новозавѣтныхъ лексиконахъ и грамматикахъ. Вотъ нѣкоторые: γογγύζω, ρήσσω, πλημμύρης, συνειδυίης—іонійскія, какъ и вообще греческій элементъ малоазійскихъ побережьевъ по Средиземному морю игралъ, повидимому, важную роль въ „общепринятомъ языкѣ“ (Κοινή); ἵλεως аттическое; πιάζω, κλίβανος—дорійскія; κράβαττος, παρεμβολή (лагерь), ρύμη (улица), повидимому, собственно македонскія; ἑωρακαν, τετήρηκας, повидимому, свойственныя Александріи формы; βουνός—киренаикскаго происхожденія; εἰπόν—сиракузское; ἑνβριμᾶσθαι находится однажды—у Эсхила; формы апокопическія (усѣченныя) Ζηνᾶς, Δημᾶς — народныя; ἑπίβλημα, εὐκαιρεῖν, καταφέρεσθαι, οἰκοδεσπότης, οι̇κιακός, παρεκτός, ἀποκαταλλάσσειν—послѣклассическія; ἐνκακεῖν, α̇ποκαραδοκία, ἐπιδιορθοῦν, (такъ же и на одной надписи)—собственныя Новому Завѣту; имѣютъ новый смыслъ греческія слова χρηματίζειν „получать имя“, ο̇ψάριον „рыба“, περιέχειν „находиться“, συναίρειν „считаться съ кѣмъ-лiбо“.
б) Синтаксисъ.—Традиціонныя выраженія и конструкціи, составляющія остовъ языка, сохраняются въ Новомъ Завѣтѣ—особенно, если они ясны, просты и легки, но есть тамъ еще и другія конструкціи, привычныя и легкія. Полный перечень ихъ дается въ новозавѣтныхъ грамматикахъ, но вотъ нѣсколько примѣровъ. Тенденція къ единообразію флексій: διδῶ, α̇φίω, οῖδα, οἵδαμεν, στήκω, ὁρέων πλοός, νοός.—Народные обороты: εῖς ἕκαστος, εῖς καθ’ εῖς.—Раздѣлительное подлежащее у глагола: συνῆλθον δἐ καὶ τῶν μαθητῶν (Дѣян. XXI, 19; ср. Ін. XVI, 17).—Особое соотношеніе между глаголомъ и его дополненіемъ: напр., употребленіе εἰς съ винит. пад. или ἐν съ дат. пад.—для означенія спокойнаго пребыванія на мѣстѣ или движенія; конструкціи πιστεύειν съ его дополненіями или κρατεῖν τῆς χειρός (Мѳ. IX, 25) и κρατεῖν τοὺς πόδας (Μѳ. XXVIII, 9), равно μνημονεύειν τι и τινός (1 Ѳессал. I, 3. II, 9), также οἱ ξρώμενοι τὸν κόσμον (1 Кор. VII, 31).—Ὁφελον, какъ неизмѣняемая частица для неосуществимыхъ пожеланій. ʼΑφες, αφετε въ качествѣ какъ бы вспомогательнаго глагола со значеніемъ въ родѣ нашего „пусть“.— Прямой вопросъ вводится чрезъ τί ὅτι, ὅτι, ποταπός и пр., или же не имѣетъ никакой частицы, какъ въ разговорѣ. Λαλεῖν ассимилировалось съ λέγειν и εἰπεῖν; δείκνυμι, δηλῶ, φανερῶ (=φαίνω) принимаютъ при себѣ ὅτι.—Предложеніе цѣли съ ἵνα становится слишкомъ частымъ, бываетъ даже только (аналитическимъ) перифразомъ неопредѣленнаго наклоненія и сочиняется съ нимъ, напр., ἑδόθη αὐτῷ θαβεῖν τὴν εῖρήνην… καὶ ίνα α̇λλήλους σφάξωσι (Апок. VI, 4).—Изъявит. наклон. будущ. вр. и аористъ въ сослагат. накл. почитаются какъ бы равнозначущими и замѣняютъ другъ друга, почему встрѣчается будущее время послѣ ἑάν или другой частицы вмѣстѣ съ ἅν, а сослагат. наклон. аориста—послѣ εἰ или другой частицы безъ ἅν или безъ ἑάν.— Много причастій въ родит. самостоятельномъ или даже независимыхъ, когда ожидались бы обычныя глагольныя конструкціи. Но достаточно конструкцій простого языка, употребляемыхъ въ Новомъ Завѣтѣ, встрѣчается и у свѣтскихъ послѣклассическихъ писателей. Другія конструкціи, по самой природѣ своей принадлежащія простому языку и встрѣчаемыя впервые въ Новомъ Завѣтѣ,—это уже такъ назыв. новыя конструкціи, а фактически большинство ихъ, по крайней мѣрѣ, должно было употребляться въ простомъ языкѣ той эпохи и особенно въ языкѣ іудеевъ „разсѣянія“. Послѣклассическій греческій языкъ, продолжая испытывать эволюцію, сдѣлался потомъ греческимъ христіанскимъ и греческимъ византійскимъ, такъ что новозавѣтныя формы и конструкціи иногда скорѣе находятъ себѣ аналогіи и подтвержденія въ греческомъ языкѣ позднѣйшемъ, христіанскомъ, византійскомъ и новѣйшемъ, чѣмъ въ классическомъ.
2. Латинскій элементъ греческаго послѣклассическаго языка въ Новомъ Завѣтѣ.
Этого элемента нѣтъ у LXX-ти—до римскаго владычества въ Египтѣ и Палестинѣ, но онъ есть въ Новомъ Завѣтѣ. Нѣкоторые новозавѣтные писатели находились въ соприкосновеніи съ латинянами,—въ Римѣ или въ провинціяхъ. Но латинскій элементъ Новаго Завѣта,—впрочемъ, очень ограниченный,—былъ уже въ ходячемъ греческомъ языкѣ той эпохи и въ греческомъ языкѣ іудеевъ „разсѣянія“. И въ особенности именно у своихъ современниковъ, говорившихъ погречески, новозавѣтные писатели позаимствовали слова въ родѣ δηνάριον, κεντυρίων, κῆνσος, κολωνία, κουστωδία, κοδράντης, λεγεών, λέντιον, λιβερτῖνοι, φραγελλῶ и др., а равно такія выраженія, какъ ρωμαιστί „полатыни“, τὸ ἱκανὀς λαμβάνειν, ι̇κανὸν ποιεῖν τινί, συμβούλιον λαβεῖν и пр. Отмѣтимъ еще ρέδη—слово кельтское, латинизированное и потомъ отреченное (см. Р. Viereck, Sermo graecus quo senatus populusque romanus… usi sunt examinatur, Gottingae 1888; F. Vigоuгоux, Le Nouveau Testament et les découvertes archéologiques, 2 éd. Paris 1896, p. 13-14).—Въ качествѣ источника для познанія греческаго послѣклассическаго языка Новый Завѣтъ весьма превосходитъ переводъ LXX. По сравненію съ послѣднимъ новозавѣтные писатели гораздо лучше знали общепринятый языкъ и были въ немъ болѣе искуссны; они думали и излагали погречески—тоже—болѣе или менѣе правильно, но свободнѣе, чѣмъ LXX, находившіеся подъ постояннымъ стѣсняющимъ вліяніемъ еврейскаго текста, который они переводили. Особенности словаря, морфологіи и синтаксиса Новаго Завѣта составляютъ положительныя характеристическія черты его языка. Слова новыя, съ новыми значеніями, новыя формы, конструкціи новыя, даже народныя, являются уже собственными пріобрѣтеніями этого языка.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Задача этой книги — показать, что русская герменевтика, которую для автора образуют «металингвистика» Михаила Бахтина и «транс-семантика» Владимира Топорова, возможна как самостоятельная гуманитарная наука. Вся книга состоит из примечаний разных порядков к пяти ответам на вопрос, что значит слово сказал одной сказки. Сквозная тема книги — иное, инакость по данным русского языка и фольклора и продолжающей фольклор литературы. Толкуя слово, мы говорим, что оно значит, а значимо иное, особенное, исключительное; слово «думать» значит прежде всего «говорить с самим собою», а «я сам» — иной по отношению к другим для меня людям; но дурак тоже образцовый иной; сверхполное число, следующее за круглым, — число иного, остров его место, красный его цвет.
Задача этой книжки — показать на избранных примерах, что русская герменевтика возможна как самостоятельная гуманитарная наука. Сквозная тема составивших книжку статей — иное, инакость по данным русского языка и фольклора и продолжающей фольклор литературы.
Сосуществование в Вильно (Вильнюсе) на протяжении веков нескольких культур сделало этот город ярко индивидуальным, своеобразным феноменом. Это разнообразие уходит корнями в историческое прошлое, к Великому Княжеству Литовскому, столицей которого этот город являлся.Книга посвящена воплощению образа Вильно в литературах (в поэзии прежде всего) трех основных его культурных традиций: польской, еврейской, литовской XIX–XX вв. Значительная часть литературного материала представлена на русском языке впервые.