Библейские вольнодумцы - [33]

Тут нам следует вернуться к той оценке, которую дал Книге Иова и ее герою С. Террьен, выше мы ее уже приводили. Террьен считает, что Иов "отверг этический монотеизм", а также "культ и храм, Закон и Завет", и в результате пришел к "чистой религии". И тогда Иов при всей глубине своих бедствий "испытал глубокую радость от сознания присутствия того, кто движет и согревает миры…". Отзвуки идей автора поэмы об Иове с его верой в божество, стоящее по ту сторону человеческих интересов и морали, по Террьену, можно обнаружить также у Иисуса и святого Павла"[68].

Полностью с этой оценкой, конечно, нельзя согласиться. Верно, что Иов отверг этический монотеизм и традиционный культ Яхве. Но ведь критика традиционных догм у Иова носила только негативный характер. Иов не пришел к "чистой религии". Он противопоставил догмам религии действительность, отверг эти догмы, и доводы их защитников его не убедили, так же, как и речи бога. И автор Книги Иова, судя по всему, вовсе не ставил перед собой цель проповедовать такую форму религии.

Христианство же с самого начала стало религией. Религии, писал Г. В. Плеханов, присущи три обязательных компонента: идеологический — совокупность мифов, легенд, догм и т. п.; эмоциональный — всякая религия предполагает эмоциональное отношение к сверхъестественному объекту веры, верующие к нему испытывают чувства страха или любви, почтительного уважения и т. п. И наконец, культовый компонент — жертвоприношения, молитвы и прочие различные действия, с помощью которых верующий надеется повлиять на сверхъестественное — отвлечь его гнев, заслужить его милость, получить защиту[69].. В раннем христианстве, бесспорно, наличествовали все эти компоненты.

Христианство не сразу разорвало пуповину, связывавшую его со старой религией — иудаизмом. Евангельский Иисус постоянно настаивает на необходимости выполнять заповеди Моисея строго и буквально "до йоты" (Мф. 5:17–19; Мк. 11:15–17; Лк. 2:46–49). Но вместе с тем Иисус считает для себя возможным не только весьма свободно эти заповеди и предписания толковать, но и отменять некоторые из них. (В Нагорной проповеди ряд мест, начинающихся словами "сказано древним" и заключающихся "а я говорю вам…", звучат вполне догматически.) Еще более решительно отказывается от старых догм и предписаний Ветхого завета Павел: от обязательных жертвоприношений в Иерусалимском храме и от субботы, от ритуала обрезания и ряда других. Отброшена была догма об избранничестве народа Израиль. А вместе с тем христианство очень рано стало обрастать новыми догмами и обрядами. Догмы о божественности Христа и о троичности бога, об искупительной смерти Иисуса Христа и его последующем воскресении с самого начала определили христианство как новую религию. Но новые догмы в христианстве, наслаиваясь на старые ветхозаветные, сплетались в узел противоречий. Может быть, особенно выразительно эта противоречивость сказалась как раз в догме "Бог есть любовь". Призывы Христа ко всеобщей любви и всепрощению находятся в вопиющем противоречии с его же мстительными угрозами в адрес грешников и нежелающих принять его учение. Для них нет прощения и нет речи о любви, они навечно обречены на самые страшные муки — бесконечно гореть в геенне огненной (Лк. 10:12–15). Нетерпимость к инаковерующим, даже той же веры, черта, унаследованная от Ветхого завета, стала характерной чертой и догмой христианства, и то, что в ранний период выражалось в форме угроз, впоследствии, когда христианство пришло к власти, реализовалось — стоит вспомнить хотя бы о крестовых походах и инквизиции.

Но до инквизиции было еще далеко. А в раннем христианстве эта непоследовательность и противоречивость в наставлениях его проповедников скорее облегчали их восприятие обыденным сознанием. Для него, для обыденного сознания, идеи абсолютной любви и всепрощения, несомненно, должны были восприниматься как понятия идеальные и слишком далекие от реальности. Идеологи раннего христианства и не настаивали на них, шли обыденному сознанию на уступки. Ярким примером может послужить еще одно место из Послания Павла к римлянам (12:17–20): "Никому не воздавайте злом за зло, но пекитесь о добром перед всеми человеками. Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми. Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь" (см.: Втор. 32–35). Итак: "Если голоден враг твой, накорми его хлебом; и если он жаждет, напой его водою: ибо (делая сие), ты собираешь горящие угли на голову его" (Притч. 25:21–22). Любви здесь, конечно, нет места, зато тонкое понимание психологии обиженного человека, неспособного отомстить обидчику и мечтающего: сам бог ему отомстит и наиболее страшным образом. Обиженному прямой расчет самому не пытаться мстить.

Какие же идеи автора поэмы об Иове, получившие "отзвуки" у Иисуса и Павла, обнаружил С. Террьен? Во всяком случае, этого нельзя сказать об идее "чистой религии", так же как об идее бога, "стоящего по ту сторону человеческих интересов и морали" и вместе с тем способного вызвать в человеке "чувство глубокой радости". Этих идей нельзя обнаружить ни в Книге Иова, ни в раннем христианстве просто потому, что их там нет.