Библейские холмы - [10]

Как и Винкельман, Цоэга перешел в католическую веру, но это не дало ему той поддержки, которую нашел Винкельман у римских кардиналов. Лишь примерно десять лет спустя Дания назначила его своим генеральным консулом в Ватикане.

Уже через несколько лет после переезда в Рим появились первые работы Цоэги по археологии. Результатом дальнейших углубленных занятий были последующие работы, которые принесли Цоэге репутацию видного исследователя античности. Но тут Цоэга не пошел по пути Винкельмана. Если последний был, по существу, философствующим эстетом и сентиментальным поклонником искусства, то полного предчувствий Цоэгу интересовали, прежде всего, те силы, которые стояли за произведениями античного искусства,— он стремился постичь их дух, их историю. Другими словами, он искал факты и действительность. Эти поиски часто бывали поисками на высохшем каменистом поле, на котором редко удается снискать славу. На такой почве можно найти скорее ненависть, негодование и отчужденность.

В 1797 году появилась книга Цоэги «De origine et usu obeliskorum» («О происхождении и назначении обелисков»). В ней он рассказывал о египетских обелисках, описывал культ мертвых у древних народов, их погребальные обряды и надгробные памятники. Цоэга впервые предпринял необычный для своего времени шаг, который еще долгое время спустя казался всем странным и о котором его наследники старались по возможности не упоминать,— он указал на значение доисторической эпохи для развития культуры, духовной жизни, представлений и понятий античного человека в исторически обозримом времени. Таким образом, Цоэга стал Дарвином в области изучения культурного и духовного развития человечества. Цоэга искал корни выросшего дерева древних культур. Он не боялся высказать то, что романтизирующие мыслители Европы пытались скрыть за прекрасными изображениями греческих богов, а именно лозунг: все начинается с дикарей! Развитие античного человека идет от дикаря со всеми его примитивными представлениями, культами и религиозными обрядами — вот, собственно, та мысль, которую высказал Цоэга (основываясь больше на интуиции, чем на уверенности) перед своими удивленными и рассерженными современниками, поскольку они вообще его слушали и понимали. Цоэга смотрел на истуканов и волшебные камни древнейших людей, находя в них черты примитивного культа. В них искал он корни более высокой культуры древних греков и египтян. В то время как для его ученых современников «дерево росло над землей», Цоэга попытался заглянуть вглубь земли, чтобы найти корни, откуда дерево черпало силы и соки, которые питали его и за счет которых оно жило и процветало.

То, что удалось открыть Цоэге, имело, может быть, не больше значения, чем несколько искаженная передача древнего мифа в античной литературе. Не больше! Но, несмотря на это, он заложил основу для исследования античной культуры на всем ее трудном и длинном пути, уходящем в далекое прошлое. Цоэга был одним из первых, кто пробудил стремление искать в раскапываемых холмах и погребениях следы того, что было отражено в мифах и легендах.

Закрыв навсегда глаза в феврале 1809 года, в возрасте всего лишь 54 лет, он оставил яблоко раздора мыслителям пробуждающегося XIX столетия.

Отклик

В 1806 году, за три года до смерти Цоэги, еще один молодой ученый совершил паломничество в Рим. Родился он в гессенском Грюнберге, и стал прославленным вождем в исследовательской работе по изучению классических мифов. Позднее он опубликовал свой труд «Греческая мифология», проложивший новые пути в этой области.

В Риме 22-летний ученый, Фридрих Готтлиб Велькер, познакомился с Цоэгой, труды которого произвели на него огромное впечатление. В 1808 году Велькер принял кафедру археологии и греческой литературы в Гисене. Через несколько лет после смерти Цоэги он отправился в Копенгаген, чтобы заняться там систематизацией и научной обработкой наследия этого знаменитого ученого. Велькер перевел труды Цоэги и почтил память ученого двухтомным описанием его жизни.

Для начала XIX века была характерна исключительная путаница в области изучения прошлого человечества. Из кабинетов ученых мужей, с кафедр университетов на головы любопытной молодежи свалилось множество гипотез, предположений и утверждений. В 1810 году в Лейпциге и Дармштадте вышел труд исследователя античности Фридриха Крейцера, профессора Марбургского и Гейдельбергского университетов,— «Символика и мифы древних народов». В нем Крейцер выдвинул теорию о единстве всех древних религий. Одним этим он вызвал бурю возмущения среди своих ошеломленных коллег. Крейцера, сумевшего предвидеть истину, которая сегодня все решительней прокладывает себе дорогу, объявили вне закона.

Но вскоре весь мир был потрясен известием, сверкнувшим, как молния на ясном небе. В 1789 году оно пришло из Лондона от англичанина сэра Вильяма Джоунза в форме шести объемистых томов. Это были переводы индийских — с древнего языка санскрита — текстов: культовых гимнов, сказок, песен и своеобразных глубокомысленных поучений. Спустя два года они были переведены на немецкий язык и сразу же заинтересовали поэтов и философов от Гёте до Шопенгауэра, которые с восторгом воспринимали неясные формулировки и необычайный ход мудрых мыслей «святых книг Востока». И все-таки не это было самым важным. Решающую роль в значительно большей мере сыграли идеи, которые высказал Джоунз в пояснениях к своему переводу с санскрита и которые немного позднее были подтверждены англичанином Генри Томасом Кольбруком в изданной им в Калькутте в 1805 году работе о древнем языке санскрите, написанной в форме грамматики.