Биармия - [33]

То звезда с хвостом огромным,

Что восходит и заходит

Со звездами чародея,

Тун-кудесника с оленем.

У кудесника три глаза

Ярко смотрят вниз, на землю.

Быть беде на Джеджим-парме.

Мирно жили много лет уж,

Постарели несказанно.

Племя Роч ушло обратно

К Устюгу, назад — на время.

Югыдморт вернулся в Джеджим.

Майбыр вырос, сын любимый

Светлой Райды, и женился.

Изъюрморт детей имеет.

С правнуком теперь играет

Райда, радуясь улыбкам

Беззаботным тех малюток.

Но звезда меня стращает,

Чудище пугает сильно.

Быть беде на Джеджим-парме»,—

Размышлял Вэрморт-кудесник,

Сидя дома на крылечке

В летний вечер с Сизыо-Гэтыр.

Правда вся в словах Вэрморта,

Царь Оксор давно скончался,

Заболела и красотка

Райда белая на Джеджим.

Яур, князь рыжебородый,

Известил он песнопевца

О болезни светлой Райды,

В Джеджим-парму взял он туна.

И отправился кудесник

С Вишеры на дальний Джеджим,

Шел он ночью в темных пармах.

Дивный месяц показался

В час полночный меж деревьев.

Золотистый, чудный месяц

Из-за резьбы сосен, елей.

Засиял он, лик чудесный,

Взволновал красою душу.

Слезы брызнули внезапно

У Вэрморта-песнопевца.

«Енмар, Бог мой, ты всесилен! —

Так воскликнул тун-кудесник.—

Бог всевышний, как прекрасен

Лик твой дивный занебесный.

Как он добр, душою ласков,

Светлый образ сердца мира.

Мой удел ты, горний Енмар,

Ничего не надо больше

Одинокому Вэрморту.

Ты защитник всех убогих,

Сирых, слабых, угнетенных,

Ты сияешь лучезарно

И зовешь всех одиноких

К высшему блаженству в небе!

Вынь ты душу из Вэрморта

И к себе приблизь скорее.

Наслажусь я лицезреньем

Красоты твоей небесной!

О, как жажду видеть Бога,

Быть поближе к Богу Енмар!

Ничего-то нету слаще

Занебесного сиянья,

Бога вышнего на небе!»

Так Вэрморт молился в пармах.

На коленях он стоял тут,

Между кочек, среди елей,

Воздевал он руки к небу

И все звал он Бога Енмар.

Дивный месяц, продолжал он

Золотистым своим кругом

Озарять вершины сосен,

Ветви елей в темных пармах.

Он ласкал кого-то нежно —

Как бы сына он там встретил,

Средь дерев на плоскогорьях,

И расстаться не хотел уж

С милым сыном в эту пору,

Все нежнее становился.

Пастырь ночи — тайный месяц,—

Безмятежно проливал он

Свет волшебный, несравненный

С неба горнего на пармы.

ХХХVIII

Райда светлая лежала,

Дочь Оксора, вся больная,

В тереме своем высоком.

Яур, князь рыжебородый,

Он сидел тут, возле Райды.

Тихо Райда говорила:

«Яур-князь, супруг мой милый,

Я умру, ты не печалься.

Есть приметы близкой смерти.

Но спокойна я душою,

Видела своих я внуков,

Правнуков своих ласкала.

Югыдморт мой — муж разумный,

Защитит он Джеджим-парму.

Изъюрморт — прекрасный воин

И кудесник превосходный.

Много, много прочих тунов

И защитников могучих

Величавой древней пармы.

Биармия — та погибнет,

И спасти ее нет силы.

Вещий сон сказал мне правду:

Лишь на время Югыдморт наш

Отодвинул все несчастья.

Но они вернутся вскоре.

Парма ж древняя счастливо

Оставаться дальше будет».

Так сказала слово правды

Дочь Оксора и умолкла.

Отдохнувши, продолжала:

«Есть приметы близкой смерти.

Лесом шла я до болезни —

Вот недавно я ходила

За черникой в лес дремучий,—

И деревья не пускали,

Все хваталися руками

Цепкими за плечи Райды.

Удержать меня хотели,

Побеседовать любезно.

Я вперед все шла упрямо,

Раздвигая руки-ветви

Сосен, елей величавых.

Что же дальше тут случилось?

Женщину я увидала

Меж деревьев резьбовидных,

Тонкой хвоей сероцветной

Покровенных, как куделью.

Женщина та шла поспешно,

Шевеля зачем-то быстро

Пальцами поочередно.

Я ее позвала громко:

„Чужестранка, подожди ты!“

Тут исчезла невидимка,

Женщина из темной пармы.

Я вернулась тут обратно,

Испугавшись невидимки.

Подошла я к золотистым

Нивам на полянах светлых,

Васильками любоваться

Стала я и желтым злаком.

Полозница, та богиня

Ячменя на зыбких нивах.

Встретилась со мной внезапно,

Поклонилась и исчезла.

Васильки на кудрях были

Полозницы и колосья

Покрывали всю одежду —

И шушун, и нарукавник.

Так богиня промелькнула

На меже и тотчас скрылась

В ячмене густом, волнистом.

Значит, умереть мне надо».

Вот что Райда говорила.

Яур, князь рыжебородый,

Слушал вещую супругу

И молчал он мрачно, скорбно,

Югыдморт вошел тут в терем,

Внуки все тут появились,

Правнуки вошли толпою.

Посмотрев на всех с улыбкой,

Радостно, глаза закрыла

Дочь Оксора и уснула.

«Умерла, — сказали дети,—

Оставляем тело Райды

Украшеньем Джеджим-пармы»,

Опоздал Вэрморт-кудесник:

Увидал он беспробудно

Спящую царевну Райду.

ХХХIХ

Положили тело Райды

В белый гроб на Джеджим-парме.

И проделали отверстье

В том гробу у изголовья,

Чтоб могла смотреть на пармы

Дочь Оксора, коль захочет,

Любоваться белым светом,

Видеть правнуков деянья,

Созерцая безмятежно

А сама же дочь Оксора

В Старом граде поселилась,

Предки где живут прекрасно

И спокойно, и блаженно,

Беззаботно, беспечально.

Новое весло ей дали —

Положили с нею рядом

В белый гроб, для светлой Райды:

На блаженный остров ехать

Коль захочет дочь Оксора,

То весло возьмет ведь в руки,

По проливу вдаль поедет

В той ладье — в гробу сосновом.

Тем веслом работать станет

И спокойно, и неспешно.

Царь Оксор ее там встретит,

На том острове блаженном;

Ночи страшной нет там вовсе.

Украшений положили

Много-много светлой Райде.

Будет ей во что одеться,

Чем питаться в том проливе,

Где дорога пролегает

К острову святых героев.