Безжалостный обольститель - [60]

– Давай я помассирую тебе спину, – пробормотал он и, опершись одной рукой о постель, начал растирать ей поясницу. – Принести тебе настойку опия? Она облегчит боль.

Клодия напряглась:

– Я... э... Бренда уже дала мне немного.

– Не помогло?

– Не очень, – смущенно призналась она.

Свет, падавший из окна, бросал тени на ее лицо, она была бледна, глаза припухли, словно она плакала. Сердце у Джулиана сжалось от жалости, он злился оттого, что ничем не может ей помочь. Проведя пальцем по шелковистой щеке, он едва слышно вздохнул. Клодия закрыла глаза, когда он к ней прикоснулся.

– Неужели я ничем не могу тебе помочь? – спросил он, продолжая массировать ей поясницу.

– Можешь... поговори со мной, – прошептала она.

Джулиан удивился. Клодия никогда не жаждала его разговоров, скорее ненавидела их. Он даже не знал, о чем говорить.

– Хорошо, – тихо сказал он. – В Кембридже я зашел в часовню Королевского колледжа. Ты бывала там? Она великолепна. Высокий свод создает неповторимую акустику. Когда я пришел, там пел хор мальчиков. Их голоса сначала словно воспаряли к небу, а потом обволакивали слушателя, будто спускаясь с небес. – Он говорил тихо, продолжая массировать ей поясницу, и ресницы Клодии, затрепетав, опустились. – В храме горят десятки свечей, и когда свет мерцает, кажется, будто фигуры на разноцветных оконных витражах оживают, – продолжил он, убаюкивая ее. – Потом в полном блеске появляются гномы и танцуют на верхушках труб органа, – шептал он.

Джулиан не ожидал, что способен так фантазировать. Видимо, вспомнил, как убаюкивал маленьких сестер сказками.

На губах Клодии появилась слабая улыбка, и он продолжил:

– После гномов танец продолжают священники и феи. Один священник, довольно высокий, плотный, двигался с невероятной легкостью. Он исполнял прекрасный танец на кончиках пальцев. Порхал словно мотылек.

Губы Клодии расплылись в улыбке.

– А что делали ученики, пока священник танцевал?

– А, ученики, – пробормотал Джулиан. – Они обычно возмущаются, потому что танец мешает их пикнику. – Джулиан улыбнулся, тень пробежала по лицу Клодии, и ее улыбка померкла. Он собрался отстраниться, но Клодия вдруг быстро перевернулась и обвила его шею руками, прижавшись лицом к его плечу. Пораженный, Джулиан крепко обнял ее. Она ничего не говорила, только прижималась к нему. Вдруг он услышал, что она всхлипывает.

Джулиан поглаживал ее по волосам и вздрагивал при каждом звуке сдавленного рыдания.

– Что такое, любовь моя? Что случилось?

Она покачала головой, еще крепче обняв его за шею:

– Ничего... Прошу прощения. Не знаю, что это со мной. Я ведь никогда не плачу, – всхлипнула она, и рыдание вырвалось из ее груди.

– Тихо, тихо, – сказал Джулиан, поглаживая ее по голове.

– Я думала о том, как бесценна жизнь и как легко и просто она может оборваться. Только что человек был здесь, а через мгновение его уже нет.

Джулиан похолодел. Просто непостижимо. Филипп нашел его даже сейчас, когда он наедине с Клодией?

– Откуда у тебя такие мысли? – спросил он, несколько резче, чем ему хотелось бы.

– Я... я знаю женщину, которая умерла, молодую женщину... она умерла так неожиданно, и это так несправедливо! Я все время спрашиваю себя: почему она, а не я? Почему нужно было прервать ее жизнь в самом расцвете? Каково тогда было ее предназначение в жизни, если она умерла такой молодой? Это... это пугает меня.

Джулиану стало совсем худо. Нет, Филипп никогда не отпустит его.

– Извини, – снова сказала она, и ее руки соскользнули с его плеч. – Я, наверно, ужасно сентиментальна.

Джулиан молча позволил ей отстраниться, опасаясь тех слов, которые могут вырваться у него, если он заговорит.

Этот... этот брак стал для него адом. Он понял это с первых же дней.

Клодия отстранилась и посмотрела на него глазами, полными слез. Опустив руки, Джулиан встал.

– Тебе просто нездоровится. Почему бы тебе не отдохнуть? – сказал он и повернулся к двери, терзаемый отчаянием и чувством вины.

– Джулиан...

– Я распоряжусь, чтобы тебе подали ужин сюда, хорошо?

Это предложение было встречено молчанием, но Джулиан не осмелился повернуться и снова посмотреть на нее, опасаясь, что выдаст свои чувства.

– Да, благодарю, – наконец пробормотала она, и Джулиан услышал скрип кровати, когда она снова легла.

Он шел по коридору, ничего не видя перед собой, стремясь лишь быстрее уйти от нее, от своих тщетных надежд, что когда-нибудь Филипп навсегда канет в вечность и Клодия полюбит его, Джулиана. Он все шел и шел, пока не оказался в прихожей.

– Оседлай коня, – велел он лакею и вышел на крыльцо. Сырой прохладный воздух отвлек его от мрачных дум.

Он подумал, что нужно держаться подальше от Клодии не потому, что она этого хочет, а потому, что это единственная возможность уцелеть самому. Если он не будет видеть ее, чувство огромной вины и сожаления, которое разрушало все на его пути, постепенно исчезнет.

Джулиан подошел к краю крыльца, вытащил американскую сигару. Прикурив, поднял голову, и в это мгновение заметил простую черную коляску, стоявшую у тротуара, сразу за воротами дома.

Это было любопытно. Джулиан присмотрелся повнимательнее. Да, это была простая двухместная коляска, запряженная одной лошадью. Подобное не часто можно было увидеть на Мейфэр или Сент-Джеймс, где фаэтоны и ландо символизировали статус жившей там аристократии. В коляске сидели двое, мужчина и женщина, и Джулиан, надев очки, вновь присмотрелся.