Безвременье - [17]

Подошла молодая человеко-самка, веселье искрилось на ее лице, схватила виртуала за кисть руки и резко, так что он даже и не успел отдернуть руку, засунула ее себе за пазуху. Виртуал понял, мгновенно и еще как-то неосознанно, что он сейчас там нащупает, но сжал пальцами что-то холодное и скользкое, совсем не то, что ожидал. Молодая человеко-самка разжала его кисть, и теперь он смог отдернуть руку. На ладони шевелилось что-то скользкое и отвратительное, и он отбросил это с омерзением и тошнотой в горле. И оно запрыгало по камням, плотно и тщательно подогнанным друг к другу, ни на что не похожее.

А девушка недоуменно посмотрела на виртуала и, дернув край воротника, разорвала на себе ворох платья и сбросила его. И ничего более не было под ним, кроме молодого, золотистого, здорового, пахнущего немного потом тела. Вот только вместо одной груди кровоточила рваная рана. И тогда она повернулась и пошла, вздрагивая крепкими ягодицами. А другая, пожилая, что-то сказала ей. Обе остановились, и вторая поставила на мостовую что-то вроде баула и тоже начала снимать с себя платье и осталась голой, поглаживая свои сморщенные груди. Потом нагнулась, расстегнула баул, наступила внутрь его ногой, одной, второй, и провалилась, исчезла. И кто-то пнул ненужный теперь, наверное, баул в сторону. Девушка взяла платье старухи, перекинула его через плечо и пошла, стройно вышагивая своими длинными ногами. И никто больше не обратил на это внимания, только виртуал.

Мимо него неслись экипажи. И огненные стрелы второго яруса сталкивались и сбивали друг друга, уже и отдаленно не напоминая те колеса, одно из которых выстрелом сбил человеко-самец. И капли огня падали вниз, и уже снова откуда-то несло сладковатым запахом горелого человеческого мяса. Огненная капля рекламы упала ему на плечо, но никто не закричал, не бросился на него, не стал срывать одежду. И капля сжалась и стекла на камни.

Виртуал закрыл лицо руками, ладонями, сжатыми в кулаки, задохнулся и замычал. Но отступления не было. Тогда он повернулся к стене лицом и ударился в нее лбом, но удара не почувствовал, а лишь падение, и чтобы не распластаться во весь рост, успел выкинуть вперед ногу и удержаться, и сообразил, что он находится внутри камня и что надо идти вперед, потому что там будет понятное и привычное, где все возможно.

Темнота камня сменилась полусумраком тени, отбрасываемой скалой. И тогда он разжал веки.

10.

Мой ведущий выказывал завидное спокойствие, шел, не глядючи по сторонам, в то время как все мои помыслы были теперь направлены на поиски спасительного баллона. Позади нас остались 50 километров почти непреодолимой полосы, впереди — мучительная ночь в условиях кислородного голода, а это означало, что утром мы уже не сможем подняться с земли, не говоря уже о том, чтобы продолжить  путь обратно. Постоянно вертелась на языке моем язвительная фраза насчет оксигенного изобилия, обещанного Провом, но всякий раз я спохватывался, вспомнив виновника сложившейся ситуации.

Когда же заходящее  солнце перевалило за фермы вздыбленного моста, мне хотелось лишь одного: упасть и лежать, не шевелясь. Но друг мой упорно петлял и кружил, двигаясь в известном лишь ему одному направлении. Совсем стемнело, а мы еще не определились с ночлегом. Предложенный мною бункер Прову не понравился (вонь, резонирует, да и не пещерные мы жители); удачно подвернувшаяся пара широких подпружинных сидений его не устраивала ( еще не хватало — спать сидя, покрутись-ка на них всю ночь); открытая платформа грузовика не подошла (сталь за ночь остынет — замерзнем). Про себя чертыхаясь, я тащился за ним среди быстро сгущающихся теней мрачных развалин.

— То, что надо! — раздался его голос в кромешном мраке. Луч фонаря высветил ветхий сарайчик, обитый листовым ржавым железом — то ли приют неизвестного скитальца, то ли обиталище когда-то работавших здесь людей. Скрипучая досчатая дверь едва не сорвалась с петель, открыв нехитрое убранство хижины: две грубо сколоченные скамьи, ящик вместо стола; пятно света упало слева на небольшую железную печурку рядом с охапкой дров в углу, кучу электрических батарей; справа...

Я выпучил глаза. Ровно, как снаряды в обойме, справа застыли два, в мой рост, голубоватых кислородных баллона.

— А я что говорил? — с улыбкой садясь на скамью, спросил Пров.

— Пустые... — сразу решил я и, споткнувшись о порог, подскочил к ближайшему и попробовал подорвать вентиль. Не тут-то было. Схватился за соседний — безрезультатно.

— Не суетись, вон ключ на гвозде висит, — подсказал насмешливо Пров.

Я накинул ключ, рванул — от удара струи газа слежавшаяся пыль взлетела тучей, хоть топор вешай. Да неужели же правда?! Рванул другой вентиль — то же самое.

— Да мы тут год прожить сможем! — крикнул я сквозь шипение. — Прямо так, без скафов!

— А что, это мысль, — неожиданно обрадовался Пров. — Один баллон оставляем на подзарядку наших, а второй...

          Растоплю-ка я печку дровишками,[2]

          я от запаха дыма отвык.

          И, вольготно открытый задвижками,

          кислород мне развяжет язык.

Он пропел тихо, отдаленным эхом голоса того певца из магнитофона, но никогда ранее не слышанный мотив моментально врезался мне в память.