Безвинная - [93]

— Вообразите, они предоставили мне полный доступ к материалам своей программы разведения запредельных. Почти сто лет они пытались найти способ размножения вашего вида.

— Людей? Едва ли это такая сложная задача. Я ведь все-таки человек, помните?

Господин Ланге-Вильсдорф оставил ее реплику без внимания и продолжал:

— Вы всегда передаете свои признаки по наследству, однако низкая рождаемость и редкость появления женских особей никогда не находили объяснения. К тому же программу затрудняла нехватка жизненного пространства. Тамплиеры ведь не могли держать этих младенцев в одной комнате или даже в одном доме.

— И чем все это кончилось? — Алексия не могла сдержать любопытства.

— Программа была приостановлена, та. Вы знаете, что один из последних был ваш отец?

Брови Алексии сами собой взлетели вверх.

— Вот как?

«Слышишь, маленькое неудобство? Твоего дедушку вырастили религиозные фанатики, как некий биологический эксперимент. Вот такая у тебя родословная».

— И он воспитывался среди тамплиеров?

Господин Ланге-Вильсдорф посмотрел на Алексию как-то странно.

— Такие подробности мне неизвестны.

О детстве отца она совсем ничего не знала. Его дневники начинались с того момента, когда он начал учиться в университете, и, как Алексия подозревала, предназначались главным образом для упражнений в английской грамматике.

Маленький ученый, кажется, решив, что говорить больше не о чем, вернулся к своим мехам и шару, закончил записи и приступил к сложной серии расчетов. Покончив и с этим, он резким движением отбросил ручку-стилограф.

— Замечательно! Та.

— Что именно?

— Такому результату может быть лишь одно объяснение. Что у вас все же имеются некоторые следы внутреннего эфира, сосредоточенного — как это говорится? — в средней зоне, но он ведет себя странным образом — как будто он и связан, и в то же время нет. Он словно находится в текучем состоянии.

— Что ж, это хорошо, — но тут же Алексия нахмурилась, вспомнив их предыдущий разговор. — Только ведь согласно вашей теории у меня вообще не должно быть никакого внутреннего эфира.

— Именно.

— Выходит, ваша теория неверна.

— Или эта текучая реакция исходит от эмбриона! — господин Ланге-Вильсдорф провозгласил это настолько торжественно, будто его открытие могло объяснить всю природу мироздания.

— Вы хотите сказать, что разгадали природу моего ребенка?

Алексия готова была прийти в не меньший восторг. Наконец то!

— Нет, но могу сказать с абсолютной уверенностью, что я очень, очень близок к разгадке.

— Забавно, но меня это совсем не обнадеживает.

* * *

Лорд Акелдама, одетый в костюм для верховой езды, стоял в дверях кабинета профессора Лайалла, небрежно опершись о косяк. По его лицу и в лучшие времена трудно было что-то прочитать, а в таких обстоятельствах, как сейчас, — почти невозможно.

— Как поживаете, милорд?

— В целом недурно, дорогой мой. В целом недурно. А вы?

Конечно, в прошлом они встречались не раз. Лайалл не одно столетие крутился вокруг большого слоеного пирога — высшего общества, — тут и там отщипывая по кусочку, а лорд Акелдама на этом пироге исполнял роль глазури. Лайалл понимал, что за глазурью тоже стоит приглядывать, даже если по большей части тебе приходится заниматься уборкой крошек. Малочисленность сообщества сверхъестественных позволяла уследить почти за всеми его членами, где бы те ни обретались — в кабинетах БРП и солдатских казармах или в самых бонтонных светских гостиных.

— Должен признаться, у меня бывали вечера и получше. Добро пожаловать в штаб-квартиру БРП, лорд Акелдама. Входите.

Вампир на мгновение замер на пороге, увидев спящего Биффи. И едва заметно шевельнул рукой:

— Вы позволите?

Профессор Лайал кивнул. В вопросе слышалось завуалированное оскорбление: вампир вынужден просить разрешения взглянуть на то, что ему принадлежало, но было так несправедливо похищено. Оборотень не стал отвечать на этот выпад. Сейчас все козыри были на руках у вампира, но профессор Лайалл почти не сомневался, что стоит дать лорду Акелдаме достаточно материала, и тот сумеет скроить из него галстук по последней моде, к удовольствию обеих сторон. Конечно, вампир способен превратить его и в петлю — это полностью зависело от исхода их разговора.

Профессор Лайалл знал, что обоняние у вампиров довольно слабое и ничто не могло с ходу подсказать лорду Акелдаме, что Биффи теперь оборотень. И все же он, очевидно, как-то догадался. И не сделал попытки дотронуться до молодого человека.

— Сильно он зарос. Я от него такого не ожидал. Но полагаю, в подобных обстоятельствах это допустимо, — лорд Акелдама поднял длинную тонкую белую руку к собственному горлу и защипнул кожу. Прикрыл на мгновение глаза, открыл их и снова взглянул на бывшего трутня. — Он кажется таким юным, когда спит. Я всегда замечал.

Он громко сглотнул. Затем отвернулся, выпрямился и подошел к Лайаллу.

— Вы прибыли верхом, милорд?

Лорд Акелдама взглянул на свой костюм и поморщился.

— Чрезвычайные обстоятельства требуют некоторых жертв, юный Рэндольф. Вы позволите мне называть вас Рэнди? Или вам больше нравится Дольфи? А может, Долли? — Профессор Лайалл заметно вздрогнул. — Так вот, Долли, я говорил, что совершенно не выношу верховой езды — лошади не любят носить на спине вампиров, да и прическа портится ужасно. Единственное, что может быть еще вульгарнее, — открытый экипаж.