Безутешная плоть - [24]

– Никто ничего не слышал, – защищаясь, бормочешь ты.

Тебе хочется сесть, но тут только забор.

– Кто-то хоть что-то вообще об этом думает? – спрашивает Кристина. – O Мвариве тиитире ньяша. Господь Всемогущий, смилуйся над нами.

Боль, которую вдова Маньянга не сумела призвать на женщину Шайна, сочится через ее окно в ночь – далекое несчастье.

– Хм, один раз увидел, потом трудно всегда, – говорит Кристина. – Если ты из тех, у кого слабое сердце, сначала кровь может стать чем-то вроде ловушки. Она приковывает. И потом ты либо хочешь ее все время, либо боишься до конца своих дней.

Ты все еще дышишь мелкими глотками, с трудом. Хватая тебя за горло, под дыханием усиливается боль, так что невозможно выдавить ни слова. Ты понимаешь, хоть и немного сказала про тот вечер, все-таки слишком, и нечего даже пытаться добавить что-то еще, иначе утонешь в яме бесчестья.

– Не переживай, – успокаивает Кристина. – Не твоя вина. Вообще не вина кого-то из жильцов дома. Ей все говорили. Но моя тетя никого не слушает.

– Ванамаи, уйаи тичеме. Жены, возрыдаем вместе, – со стонами выпевает вдова. – Куна Мвари ати итире ньяша. Обратимся к Богу, воззовем к Его милости.

– Семья посылала людей сказать ей. Но она только чванилась. Твердила, что исполняет волю ВаМаньянги, ничего ей не скажи. Поскольку она была последней, кто его видел, то знает, мол, чего хотел ее муж.

– O Мвари ве, тиитие ньяша, – рыдает вдова. Голос ее вдалеке стал тоньше.

– Как-нибудь я расскажу тебе. – Посул Кристины звучит угрозой.

Вдова опять выходит на дорожку, и пение становится громче.

– Она ищет меня, – скулишь ты. – Я сказала, что приду с ней помолиться.

– Пошли, – отвечает Кристина. – Поймаем попутку до города.

– Я возьму доллар, – решаешь ты, передумав, хоть тебе и не хочется тратиться на дорогу в город и обратно.

Ты ждешь, пока Май Маньянга вернется в дом, и торопливо идешь по дороге. Оказавшись в комнате, ты подумываешь забраться в постель, но Май Маньянга опять принимается рыдать. Из тайника в ящике стола ты достаешь доллар, быстро переобуваешься и переодеваешься.

Опять очутившись на улице, ты идешь рядом с Кристиной, глядя на свою лунную тень. Она больше тебя и движет частями тела, которые у тебя неподвижны. Она бежит, когда ты идешь.

– У тети кровотечения, – говорит Кристина. – Она больна. Ее сыновья напуганы.

Ты хочешь, чтобы она замолчала, но хозяйкина гостья продолжает:

– Они делают вид, что не знают, кто все натворил в тот вечер, но это был Ларки. Разве они могут что-то делать нормально? Так почему вы все в доме врете, что ничего не слышали? Ты что-нибудь скажешь мне, Тамбудзай? Зачем молчать? Разве ты Маньянга? Тетя долго не протянет, но если сыновья прежде убьют ее, мы, члены семьи, не хотим молча смотреть. Поэтому было решено, что я поеду сюда и присмотрю, чтобы мальчики чего не учинили.

Ты втягиваешь воздух. Дым. Пряности. Кто-то из живущих на этой улице жарил или еще жарит барбекю.

Твой нос помнит тот вечер несколько месяцев назад. В главном доме сильно пахло маринованным мясом.

* * *

Тебе никогда не узнать, точно ли в тот день у Игнора, младшего, день рожденья. Но вдова и ее сыновья решили его отметить.

Май Маньянга начинает готовиться накануне. Она дважды выезжает на «Ниссане», который только что вернулся из мастерской, так что в гараже наконец-то стоит машина. Однако всякий раз, как она заливает бензин в карбюратор, изношенная труба выплевывает темные облака, как будто у машины несварение желудка. Позже утром в тот день ты идешь на кухню, надеясь, что все ушли. Ты хочешь приготовить себе кашу, но, едва войдя, раздумываешь. Берта и Мако устроились на стульях. Это последние выходные месяца, и у них на маленьком столике апельсиновый сок, маргарин и джем. А еще тосты и омлет с дольками бекона. Ты тупо смотришь на их еду, рот даже не удосуживается наполниться слюной.

Грубо хохотнув, Берта предлагает пари: доберется вдовья машина с загородной прогулки домой или крякнется, и вдове опять придется вызывать мастера? Мако принимает пари. Еще раз громко рассмеявшись, Берта ставит на вдовий крах. Когда Берта наконец успокаивается, Мако уверяет, что Бог, всемогущий и милостивый, будет благоволить вдове.

Вечером сыновья Маньянги приезжают вовремя. Они запаслись кулерами и льдом, а женщины, согласившиеся сесть в машину Прейза, упаковками пива «Касл» и бутылкой вина «Мекую». Зависть расцветает в твоем сердце, поскольку, несмотря на бездействие, ты все еще стремишься – не к замужеству как таковому, но к обеспеченности, которую оно с собой несет. Ты злишься не на их жен, которых не видела, а на ничтожных существ с пустыми глазами и искусственными ногтями, наслаждающихся спокойной, легкой жизнью, той жизнью, что ты планировала для себя – до того трагического дня в агентстве, где ты пахала. Как и вдова, которая не против шалостей сыновей, ты прощаешь Маньянгам их шашни и лихорадочно соображаешь, как столкнуться с одним из них в прихожей.

Семейная гостиная по этому случаю не заперта. Как только мужчины усаживаются с напитками, хозяйка запевает: «Мваканака, Мамбо Джизу». Когда у вдовы не хватает сил, вступают мужчины. Они музыкальны. Гимн окончен, вдова начинает молитву, и сыновья возвращаются к закускам. Время от времени кто-нибудь из них относит блюдо с жареным арахисом или куриными крылышками женщинам в машину, которые начинают кричать хриплыми голосами всякий раз, как их запасы нуждаются в пополнении. Май Маньянга рада приезду сыновей, хождения ее ничуть не смущают. Ты подозреваешь, что, когда сделаешь свой ход, с вдовьей беспечностью будет нелегко, но говоришь себе, что, коли нужно, пройдешь и по этому мосту.