Безумный лес - [4]

Шрифт
Интервал

— Дай двадцать лей, дядя Тоне, жену похоронить.

— Не одолжишь ли десяти лей, дядюшка, младенца окрестить.

— Подсоби маленько, дядюшка, надобно Маранде свадьбу сыграть.

Он подозревает, что я тоже пришел за подачкой. Видит и во мне отощавшего проходимца, который во что бы то ни стало намерен поживиться за счет невеликих его доходов. Вот и молчит. И только убедившись, что молчать больше нет смысла, оживляется. Усталости в глазах как не бывало. Помрачнев и оскалившись, словно пес, у которого хотят отнять кость, кисло спрашивает:

— Ну, чего тебе, убогий? Надоело бродяжить по свету? Слышал я, будто ты взялся всю землю на одной ноге обойти! Уродец несчастный! Пустобрех! Какая муха тебя так укусила, что ты мчался от самой Омиды и свалился на мою голову?

Его слова, обидные и жестокие, бессильны меня рассердить. Я улыбаюсь. С нежностью.

— Вам нечего бояться, дорогой дядюшка. У меня и в мыслях нет разорять вас. Экзамен сдаю. В гимназию поступаю.

— А коли у тебя экзамен, так и иди себе в гимназию. Чего тебе здесь-то надо? Здесь не гимназия, а трактир, дешевый трактир, так и на окне написано.

— Мне придется остаться в городе на неделю, а то и на две.

— Оставайся. На неделю. На две. На двадцать две. На сколько угодно. Мне-то какое дело. Город велик. Там, где живет столько жуликов, дармоедов и босяков, там и ты можешь небо коптить.

Улыбка застыла у меня на губах. Как он смеет ставить меня на одну доску с жуликами и босяками! Он, брат моей матери, человек, родной мне по крови! У меня дрожат губы. Багровеют щеки и уши. В душе закипает гнев. Мне хочется крикнуть, что я не жулик и не босяк, что я и не попрошайка вовсе, как он, верно, считает. Меня так и подмывает, забыв, что мы родственники, грубо обругать его. Или швырнуть в него своей сумкой. Но я сдерживаюсь. Стискиваю зубы и снова растягиваю губы в улыбке. Я улыбаюсь, чтоб добиться его расположения. И слышу, как с моих губ слетают слова:

— Мне негде ночевать, дядюшка.

С ехидством в голосе старший брат моей матери дает мне совет:

— Как это негде? А гостиницы на что? Ступай в гостиницу. В городе полно гостиниц. На все вкусы и на любой кошелек.

— Я бы пошел, да…

— Да что?..

— Дорого, дядюшка. На гостиницу у меня не хватит денег.

При слове «деньги» дядюшка Тоне приходит в ярость. Глаза его наливаются кровью и лезут на лоб. Поперхнувшись и захлебнувшись кашлем, он срывается на крик:

— Уж не хочешь ли, чтоб я тебе их одолжил?

Я стараюсь говорить спокойно, мягко. Насколько могу.

— Об этом, дядюшка, и речи нет.

Услышав, что не о деньгах речь, дядюшка Тоне успокаивается. Злобный блеск в его глазах потухает. Лицо проясняется. Он облегченно вздыхает. Затем с притворным дружелюбием принимается выпытывать:

— А коли так, племянничек, чего же тебе от меня надобно?

— Да ничего, дядюшка. Я хотел только спросить, не позволите ли ночевать у вас. Где угодно и на чем угодно. Хоть во дворе на завалинке. Сейчас лето, ночи теплые.

— Ночевать? Ну что ж. В доме места много. Во дворе еще больше. Затрат вроде бы никаких, да и хлопот немного.

— Я ничем вас не стесню, дядюшка. Честное слово.

Он задумывается. Взвешивает все. Качает головой. Опасается, как бы я его не надул, и соображает, к чему бы придраться. Сообразив, снова срывается на крик:

— А кормиться где будешь? Тоже у меня? Уж не на это ли ты рассчитывал, когда уходил из дому? Возьму-де ноги в руки и помаленьку-полегоньку доковыляю до Руши-де-Веде. А там уж никаких забот. Прямиком к дядюшке Тоне. Спать буду у дядюшки Тоне. Кормиться — тоже у дядюшки Тоне. И все — даром.

Я молчу. Дядюшка Топе продолжает:

— А ты вовсе не такой дурак, племянничек, каким прикидываешься. Только пора тебе понять своей башкой, что домашний расчет на базаре не в счет.

Я запротестовал:

— Да нет же, дорогой дядя. Из-за кормежки вам нечего беспокоиться. Я хоть и беден, но не нищий. Кое-какие деньги у меня есть. На хлеб хватит. А воду… Воду, когда захочется, буду пить из колонки на улице…

Говорить больше пока не имело смысла. Я умолк. И молча ждал новых потоков брани. Но дядя Тоне не бранится. И не гонит меня прочь. Он забывает о моем существовании. Как это часто случается с пожилыми людьми, мысли его приняли вдруг совсем иное направление. Другие заботы неожиданно завладевают им. Он вздыхает. Прикладывает руку к сердцу. Взгляд его останавливается на пустынной пыльной улице, что видна за окном, за тем самым окном перед прилавком, на котором большими белыми буквами выведено:

У ТОНЕ
ДЕШЕВЫЙ ТРАКТИР
ВСЕГДА ГОРЯЧИЕ СУПЫ
И
ВТОРЫЕ БЛЮДА ПОД ВКУСНЫМ
СОУСОМ
ПО ВЕЧЕРАМ ЖАРКОЕ
И
МИТИТЕИ[1]
ЕСТЬ
ВИНО — ЦУЙКА[2] — ПИВО — СЕКЭРИКЭ[3].

Вот уже двадцать лет, — с тех пор как дядя Тоне, продав корчму в нашем селе Омиде, с большими трудами перебрался в город, — изо дня в день, из вечера в вечер сидит он все на том же жестком стуле, опершись локтями все о тот же прилавок, с которого давно слезла краска, и глядит в одно и то же окно на ту же самую улицу, мощенную булыжником со дна Веди — речки, огибающей город, — да на тротуары из потрескавшегося, разбитого и сточившегося красного кирпича.

Я не стал прерывать его раздумий. Не хватило духу побеспокоить его еще какой-нибудь просьбой. День, шедший на убыль, как всякий другой, был ярким и солнечным. Раскаленный, невыносимо душный воздух был пропитан острым, тяжелым запахом гниющих помоев. Тишину нарушил турок, проходивший по улице с кувшином в руке, — торговец квасом. На голове у турка — поношенная красная феска. Рубаха — сплошные лохмотья. Шаровары — заплата на заплате. Из-под них видны ноги — черные и волосатые.


Еще от автора Захария Станку
Босой

В произведении воссоздается драматический период в жизни Румынии, начиная с крестьянских восстаний 1907 года, жестоко подавляемых властями, и до вступления Румынии в первую мировую войну (1916) на стороне Антанты. Нищета, голод, болезни, невежество и жестокость царят в деревне. На фоне этой картины, выписанной Станку с суровым реализмом, рассказывается о судьбе главного героя романа Дарие, мальчика из бедной крестьянской семьи.


Как я любил тебя

Захария Станку (1902—1974), крупнейший современный румынский поэт и прозаик, хорошо известен советскому читателю. На русский язык переведены его большие социальные романы «Босой», «Ветер и дождь», «Игра со смертью» и сборник лирики «Простые стихи». Повести и рассказы раскрывают новую грань творчества З. Станку, в его лирической прозе и щедрая живописность в изображении крестьянского быта, народных традиций и обрядов, и исповедь души, обретающей философскую глубину.


Ветер и дождь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Северные были (сборник)

О красоте земли родной и чудесах ее, о непростых судьбах земляков своих повествует Вячеслав Чиркин. В его «Былях» – дыхание Севера, столь любимого им.


День рождения Омара Хайяма

Эта повесть, написанная почти тридцать лет назад, в силу ряда причин увидела свет только сейчас. В её основе впечатления детства, вызванные бурными событиями середины XX века, когда рушились идеалы, казавшиеся незыблемыми, и рождались новые надежды.События не выдуманы, какими бы невероятными они ни показались читателю. Автор, мастерски владея словом, соткал свой ширванский ковёр с его причудливой вязью. Читатель может по достоинству это оценить и получить истинное удовольствие от чтения.


Про Клаву Иванову (сборник)

В книгу замечательного советского прозаика и публициста Владимира Алексеевича Чивилихина (1928–1984) вошли три повести, давно полюбившиеся нашему читателю. Первые две из них удостоены в 1966 году премии Ленинского комсомола. В повести «Про Клаву Иванову» главная героиня и Петр Спирин работают в одном железнодорожном депо. Их связывают странные отношения. Клава, нежно и преданно любящая легкомысленного Петра, однажды все-таки решает с ним расстаться… Одноименный фильм был снят в 1969 году режиссером Леонидом Марягиным, в главных ролях: Наталья Рычагова, Геннадий Сайфулин, Борис Кудрявцев.


В поисках праздника

Мой рюкзак был почти собран. Беспокойно поглядывая на часы, я ждал Андрея. От него зависело мясное обеспечение в виде банок с тушенкой, часть которых принадлежала мне. Я думал о том, как встретит нас Алушта и как сумеем мы вписаться в столь изысканный ландшафт. Утопая взглядом в темно-синей ночи, я стоял на балконе, словно на капитанском мостике, и, мечтая, уносился к морским берегам, и всякий раз, когда туманные очертания в моей голове принимали какие-нибудь формы, у меня захватывало дух от предвкушения неизвестности и чего-то волнующе далекого.


Плотник и его жена

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Третий номер

Новиков Анатолий Иванович родился в 1943 г. в городе Норильске. Рано начал трудовой путь. Работал фрезеровщиком па заводах Саратова и Ленинграда, техником-путейцем в Вологде, радиотехником в свердловском аэропорту. Отслужил в армии, закончил университет, теперь — журналист. «Третий номер» — первая журнальная публикация.


Христа распинают вновь

Образ Христа интересовал Никоса Казандзакиса всю жизнь. Одна из ранних трагедий «Христос» была издана в 1928 году. В основу трагедии легла библейская легенда, но центральную фигуру — Христа — автор рисует бунтарем и борцом за счастье людей.Дальнейшее развитие этот образ получает в романе «Христа распинают вновь», написанном в 1948 году. Местом действия своего романа Казандзакис избрал глухую отсталую деревушку в Анатолии, в которой сохранились патриархальные отношения. По местным обычаям, каждые семь лет в селе разыгрывается мистерия страстей Господних — распятие и воскрешение Христа.


Спор об унтере Грише

Историю русского военнопленного Григория Папроткина, казненного немецким командованием, составляющую сюжет «Спора об унтере Грише», писатель еще до создания этого романа положил в основу своей неопубликованной пьесы, над которой работал в 1917–1921 годах.Роман о Грише — роман антивоенный, и среди немецких художественных произведений, посвященных первой мировой войне, он занял почетное место. Передовая критика проявила большой интерес к этому произведению, которое сразу же принесло Арнольду Цвейгу широкую известность у него на родине и в других странах.«Спор об унтере Грише» выделяется принципиальностью и глубиной своей тематики, обширностью замысла, искусством психологического анализа, свежестью чувства, пластичностью изображения людей и природы, крепким и острым сюжетом, свободным, однако, от авантюрных и детективных прикрас, на которые могло бы соблазнить полное приключений бегство унтера Гриши из лагеря и судебные интриги, сплетающиеся вокруг дела о беглом военнопленном…


Равнодушные

«Равнодушные» — первый роман крупнейшего итальянского прозаика Альберто Моравиа. В этой книге ярко проявились особенности Моравиа-романиста: тонкий психологизм, безжалостная критика буржуазного общества. Герои книги — представители римского «высшего общества» эпохи становления фашизма, тяжело переживающие свое одиночество и пустоту существования.Италия, двадцатые годы XX в.Три дня из жизни пятерых людей: немолодой дамы, Мариаграции, хозяйки приходящей в упадок виллы, ее детей, Микеле и Карлы, Лео, давнего любовника Мариаграции, Лизы, ее приятельницы.


Господин Фицек

В романе известного венгерского писателя Антала Гидаша дана широкая картина жизни Венгрии в начале XX века. В центре внимания писателя — судьба неимущих рабочих, батраков, крестьян. Роман впервые опубликован на русском языке в 1936 году.