Безумные русские ученые. Беспощадная наука со смыслом - [15]

– Ай, ай, какая прелесть! Отчего это так видно, Андрей Михайлович?

– А это, дружок, тут стекла вставлены, что в 50 раз увеличивают. Вот, смотри-ка. – Следовала демонстрация».

Известно, что основы анатомии в европейской науке были заложены в XVI веке – почти за 300 лет до того, как в России появился свой анатом. Основоположником же европейской анатомии по праву считается Андреас Везалий (настоящая фамилия Виттинг, 1514–1564 гг.), уроженец Брюсселя. До этого момента всякие серьезные разговоры об анатомии были практически невозможны, так как в эпоху Средневековья вскрытие трупов считалось кощунственным. И это определялось той особенностью мышления человека эпохи Средневековья, которая применительно к анатомии и к возможному вскрытию трупов выражалась в особом отношении к смерти.

В известной книге о Средневековье историка Филиппа Арьеса «Человек перед лицом смерти» рассказывается: «…люди селились на кладбищах, нисколько не смущаясь ни повседневным зрелищем похорон прямо у их жилья, ни соседством больших могильных ям, где мертвецов зарывали, пока ямы не наполнялись доверху. Но не только постоянные жители кладбищ расхаживали там, не обращая внимание на трупы, кости и постоянно стоявший там тяжелый запах. И другим людям кладбище служило форумом, рыночной площадью, местом прогулок и встреч, игр и любовных свиданий».

Это странное, с точки зрения современного человека, отношение к кладбищу определялось тем, что средневековый горожанин не отделял смерть от своей повседневной жизни. Концепция Страшного суда предполагала, что каждый погребенный должен встать из могилы и во плоти предстать перед Всевышним. Само собой разумеется, что подобная установка исключала какие бы то ни было манипуляции с мертвым телом. Именно поэтому во времена Везалия непререкаемым авторитетом в области анатомии считался Гален, который производил вскрытия не людей, а животных, в основном обезьян. К тому же во времена первого анатома продолжало, например, бытовать мнение, будто у мужчин на одно ребро меньше, чем у женщин, и будто бы в скелете человека есть косточка, которая не горит в огне, неуничтожима. В ней-то якобы и заложена таинственная сила, позволяющая умершему предстать по зову трубы архангела перед Спасителем. И хотя косточку эту никто не видел, ее описывали в научных трудах, в ее существовании не сомневались.

Немудрено, что Везалию даже в самый расцвет эпохи Возрождения приходилось необычайно трудно. Для того, чтобы заниматься запрещенным вскрытием трупов, он использовал любую возможность. Если у него заводились деньги, он договаривался с кладбищенским сторожем, и тогда ему доставался труп, пригодный для работы. Если же денег не было, он украдкой вскрывал могилу сам. В Париже неутомимый естествоиспытатель попал в неприятную историю: он втайне снял труп повешенного преступника и произвел вскрытие. За такое кощунство духовенство потребовало строжайшего наказания.

Но даже в эпоху Возрождения мертвому телу еще зачастую приписывали таинственные свойства. Так, Парацельс был уверен, что смерть не лишает труп чувствительности, и он сохраняет «вегетативную силу», «след жизни», ее остаток.

Средневековое почтение к смерти сохранялось и в России начала XIX века, когда Пирогов только еще готовился к поступлению на медицинский факультет Московского университета. В это время публично раздавались требования прекратить «мерзкое и богопротивное употребление человека, созданного по образу и подобию Творца, на анатомические препараты». В Казани дело дошло до предания земле всего анатомического кабинета, с целью чего были заказаны гробы, в которые и поместили все препараты, сухие и в спирте, и, после панихиды в параде, с процессией препроводили все это на ближайшее кладбище.

Отсюда еще одна из особенностей научного пути Пирогова: свою анатомическую премудрость он вынужден был постигать за пределами России. В Европе давным-давно уже отказались от средневекового священного трепета перед смертью.

В Западной Европе периода барокко, а затем в эпоху Просвещения препарирование трупов вошло в своеобразную моду. Так, в эпоху барокко было распространено убеждение, что мир есть ничто, и у человека не остается никакой надежды на спасение души. В Европе в это время начался отход повседневной жизни от церкви. Едва ли можно заподозрить в атеизме кардинала Антонио Барберини, умершего в первой половине XVII века. Не случайно он избрал для своего надгробия в Риме неутешительную надпись: «Здесь покоится прах, пепел и ничего более» (Hic iacet pubvis cinis et nihil). Можно сказать, что весь Рим в этот период буквально превратился в город небытия, оставаясь при этом столицей католического мира.

В эпоху Просвещения отказ от религиозных взглядов в пользу философии Природы и концепции так называемого естественного человека (Вольтер, Руссо) привел к полному отрицанию идеи загробного мира и священной неприкосновенности мертвого тела.

Знания о человеческом теле распространились среди широкой публики, умеющей читать и писать. В распространении этого знания решающую роль сыграли вскрытия трупов, давно уже ставшие привычным делом на медицинских факультетах.