Безумные короли - [120]

И всё же если мы признаем, что ни физическое, ни, до известной степени, психическое нездоровье не исключает возможности положительных достижений, в общих чертах тогда, когда физическая болезнь прибавляется к расстройству личности, общественная и политическая деятельность, особенно связанная с государственным управлением, могут быть подвержены пагубному воздействию.

«С 1908 г., — писал Хью Л'Этан в 1969 г., — одиннадцать из тринадцати британских премьеров и шесть из одиннадцати американских президентов, занимая должность, страдали от болезней, которые в какой-то степени мешали их работе». Сэр Кемпбелл-Баннерман, который ушёл в отставку с поста британского премьер-министра в апреле 1908 г., уже страдал заболеванием сосудов головного мозга, когда он на эту должность вступал (слёг в ноябре 1907 г., а с конца января 1908 г. был прикован к постели и не мог даже давать советы своим коллегам). Бонар Ло, назначенный премьер-министром 24 октября 1922 г., болел первыми стадиями рака гортани, но подал в отставку, когда понял, что у него за болезнь. Рамси Макдональд, первый премьер-министр-лейборист, являет пример политика, медленная, но постоянная телесная болезнь которого повлияла на его мыслительные способности. Вскоре после того, как было сформировано национальное правительство, которое он возглавлял, в 1931 г. у него случился небольшой приступ, а более серьёзный срыв в здоровье произошёл после того, как Англия отказалась от золотого стандарта. После двух успешных операций по поводу глаукомы в 1932 г. он медленно поправился, но жаловался на «переутомление». «Моя беда, — писал он 26 декабря, — это не простуда или что-нибудь такое, а просто полный упадок сил с ног до головы, снаружи и изнутри, никакой перемены». «Депрессия, — писал он на следующий день, — была одной из самых мрачных и затронула всё. Перегрузка наконец сказывается на мне… Я пересёк границы возраста… Я хожу, как старик, и голова моя работает по-старчески… Сколько ещё я продержусь?»

Из-за преданности своим сторонникам, чувства долга и неправильно сочтя себя незаменимым, Макдональд неосмотрительно остался. Он страдал от бессонницы и острой депрессии. «По ночам мой разум — как водоём, который хочет оставаться спокойным, но который тревожат родники на дне». Как-то в начале 1933 г. заметили, что он нервно оглядывается через плечо в Палате Общин; позже он объяснил, что в своём смятении он испугался, будто кто-то на балконе для публики хочет его застрелить. На конференции по разоружению в Женеве он потерял нить своего выступления и сказал своим слушателям: «Будьте людьми, а не манекенами». Его речи, всегда нудные, тонули в облаках претенциозной болтовни и неразберихи. «Он потерял всю свою хватку, — заметил в феврале 1934 г. секретарь Ллойда Джорджа Том Джонс, — и он продвигается от одной неясности к другой». «Всего лишь грустный пассажир на консервативном корабле», — решил Эттли; «выжил из ума и ничего не соображает» — решительно высказался Гарольд Николсон.

К середине марта 1934 г. премьер-министр признался, что он представлял собой «выработанный механизм: неразумен, не могу работать и нездоров». В надежде на восстановление сил он предпринял заграничное путешествие, но остался «очень уставшим и глупым, голова как бревно, целыми днями зеваю». Он не мог писать, забывал имена, очень неловко оговаривался и в дневнике его появились ошибки в правописании. Когда он вышел в отставку в 1935 г., ему было всего шестьдесят девять лет, но похоже, что у него была болезнь Альцгеймера, наступление которой было медленным, но верным.

Уинстон Черчилль, который вёл Великобританию к победе через мрачные и опасные дни Второй мировой войны, по личным качествам полностью отличался от Макдональда. Это был загадочный характер, больше пригодный к руководству во время войны, чем в дни мира, и его суждения не всегда были объективными из-за его психического и эмоционального склада. Сын великосветской красавицы и занятого политикой отца, он находил в основном невнимание со стороны своих родителей, и это в некотором роде обусловило его будущую карьеру. Его характерное высокомерие и крайний индивидуализм сформировались в ранней юности, породив в нём волю и всепоглощающее желание добиться успеха. Его политическая карьера, отличающаяся колебаниями, частично была ответом на травмы детства. Как и некоторые другие представители его рода, включая первого герцога Мальборо, он был циклотимиком, легко переходящим от одного настроения к другому, меняя подъём на отчаяние, которое держало его в плену длительные периоды времени. Его карьера достигла своего апогея в годы яркого лидерства во Второй мировой войне. Когда она кончилась, он казался связанным китом, при этом стареющим китом.

Даже в военные годы появлялись некоторые признаки постепенного замедления его умственных процессов, вряд ли неожиданные ввиду того громадного напряжения, с которым он работал, а также нескольких периодов нездоровья. С ноября 1943 г. по август 1944 он три раза переболел пневмонией с последующим истощением. «Одному Богу известно, — писал лорд Аланбрук в своём дневнике 4 декабря 1941 г., — где бы мы были без него, но одному Богу известно, куда мы придём с ним». 28 марта 1944 г. Черчилль казался «совершенно неспособным сосредоточиться больше, чем на несколько минут, и без конца отвлекался». К декабрю 1947 г. его личный врач лорд Моран считал, что Черчилль «живёт прошлым и нетерпим к переменам… он почти незаметно сползал в старость». Даже уже в апреле 1941 г. он выглядел «очень подавленным и отчаянно уставшим — почти в забытье. Речь его была довольно небрежной и очень медленной… Это была очень гнетущая беседа. Общая атмосфера низкопоклонства и старческое отсутствие хватки и, очевидно, понимания заставило меня уйти домой первый раз в убеждении, что мы не можем выиграть войну». Но Черчилль обладал способностью восстанавливаться с триумфом. «Либо он на гребне волны, либо в яме, — писал генерал Исмей в 1942 г., — или чересчур хвалит, или чертовски злится». Его природная цепкость, харизма его руководства, нечто почти гениальное в его натуре позволило ему удержать «чёрного пса» депрессии в достаточной степени на цепи, чтобы привести народ к победе. Но после окончания войны это была уже другая история. В июле 1945 г. к власти пришла партия лейбористов, но Черчилля вернули на пост в 1951 г. в октябре. Здоровье его уже разваливалось, и это влияло на его мыслительные процессы, о чём недвусмысленно написал его врач лорд Моран в своих сильно раскритикованных воспоминаниях. Он пережил серию небольших ударов — в августе 1949 г., в феврале 1952 г. и в июне 1953, что привело к небольшому дефекту лица и нарушению речи, «с трудом понимал, что от него требовалось, ему трудно было собраться с мыслями или сочинять свои речи». Последний удар случился на обеде в честь премьер-министра Италии 23 июня 1953 г., но хотя было ясно, что он пережил новый, в каком-то смысле лишающий его дееспособности, приступ, его врачи и политики объединились, чтобы скрыть от общества серьёзность заболевания, даже хотя «Дейли миррор» задала в середине августа 1953 г. вопрос, «достаточно ли здоров сэр Уинстон Черчилль, чтобы нами руководить?».