Безумно холодный - [38]

Это было безумием. Она сошла с ума. Сьюзи Тусси предложила ей самую грандиозную возможность за всю ее жизнь, а продав галерею Кате Деккер, подняла эту возможность на новый высочайший уровень, а она почти упустила ее.

Катя Деккер. Бедствующие художники шептали ее имя как заклинание. Она была выдающейся женщиной, занявшей за последние несколько лет высокие позиции на арт-сцене Калифорнии, и, делая свою карьеру, она превратила нескольких никому не известных лос-анджелесских художников в восходящих звезд.

Никки хотела стать ее первым колорадским успехом. Она хотела, чтобы все увидели ее работы, чтобы все прожили жизнь этих полотен. Для нее картина, не представшая перед публикой, была выполнена лишь наполовину — стерильна. Чтобы принести плоды, полотно должно получить эмоциональный отклик зрителя — в этом была вся суть творчества, весь смысл сводился к созданной связи, связи не только с картиной, но и с другими людьми посредством картины.

Ей особенно хотелось создать такую связь через это полотно — «Пафос VII», но она почти позволила возможности ускользнуть, лелея сердечную боль и стыд. Двадцать один год девственности, и она выкидывает ее прочь за одну ночь. Как это ее характеризует?

Не особо хорошо, это она понимала, но было еще кое-что похуже — тоска. Она хотела Кида, его прикосновений, звука его голоса. Хотела с такой силой, какую не считала возможной. Она с невыносимой жаждой стремилась к этому незнакомцу, стремилась все время. Она хотела поцеловать его, хотела вдохнуть его запах, хотела быть с ним и справлялась с этими желаниями своим собственным извращенным способом — что почти разрушило будущее шоу.

Неохотно, но понимая неизбежность этого, она посмотрела на дальнюю стену своей мастерской — стену Хаоса, Кида Хаоса. Она фотографировала его той ночью, во время съемок Трэвиса для «Пафоса VII». Он не подозревал о том, что она это делала, поэтому все снимки были совершенно искренними. Она ловила его в процессе работы: с настроенным светом, громыхающей музыкой, рядом жужжащих и щелкающих камер и Трэвисом, умирающим над пропастью, которую она создала — и поймала его как раз в тот момент, когда он смотрел прямо на нее через объектив ее Никона.

Снимок ошеломлял — особенно растянутый на холсте в четыре на шесть футов и доведенный до совершенства талантом, заложенным в кончиках ее пальцев. Дюжина разрисованных фотографий висела на стене, была расставлена по студии, вместе с другими увеличенными снимками, которые она успела сделать в ту ночь. Все они подходили для шоу, но она решила не выставлять их. Пока нет. Сейчас он принадлежал ей. Пусть только на полотне и бумаге.

Подойдя к стене, она провела пальцами по его лицу, по ястребиным бровям, гладким линиям скул над едва заметной, выступившей по всей длине челюсти, щетиной, по изгибу его губ. Его взгляд был острым, напряженным, пронизывающим своей интенсивностью, боевая готовность в нем остротой напоминала лезвие бритвы. Каждая клеточка его существа была наготове.

Для чего? Этот вопрос она тогда постоянно задавала себе. Час спустя, мчась по горному ущелью под градом пуль, она получила слишком красочный ответ. Он был готов ко всему, абсолютно ко всему — если это требовалось, чтобы спасти ее жизнь.

Он был воином, притащившим сумку со смертоносным оружием в район Хилл в Боулдере и изменившим ее жизнь навсегда. На какой-то короткий промежуток времени, она решила, что он принадлежит ей. Пробуждение в одиночестве исцелило ее от иллюзий. Не услышав от него ни слова в течение долгих семи недель, она уверилась в своих убеждениях: она была лишь свиданием на одну ночь.

Как она могла так ошибиться, подумав, что между ними произошло что-то особенное?

Неожиданная телефонная трель заставила ее сердце резко замереть. Ее глаза моментально метнулись к часам: начало пятого.

Два шага — и телефонная трубка в ее руках.

— Алло? — едва слышно произнесла она, сердце колотилось как бешенное. На другом конце комнаты Трэвис потянулся и, поднявшись, сел. Их глаза встретились, и Никки подняла руку. Она пока не знала, кто позвонил ей.

— Никки? Никки, это Реган. Прости, что мы задерживаемся, солнышко, мы, наконец, получили the parts нужные для самолета на Гавайях. — Голос сестры был скрипучим, словно она плакала, что было совершенно бессмысленно. Они с Куином улетели на медовый месяц. — Мы приземлились в Лос-Анджелесе около часа назад, и должны быть дома сегодня после полудня.

— Что случилось? — Что-то было не так. Никки чувствовала это. Трэвис поднялся и направился к ней.

На другом конце телефона повисла пауза, потом послышался тяжелый вздох.

— Брата Кида убили. Он везет тело в Денвер.

Потрясение от услышанного моментально привело ее в состояние шока. Трэвис опустил руку на ее плечо, давая почувствовать, что он рядом.

Брат Кида — Джей Ти. Кид рассказывал ей, что он работает в Южной Америке, но все они много чего делали в Южной Америке. Так вот куда он уехал — к своему брату. А брата убили.

— Кид? — Она потянулась к Трэвису, вцепившись в его руку. Она едва смогла произнести это имя.

— Он не ранен, Никки. Он должен быть дома сегодня, может, ближе к вечеру… но я не знаю… не знаю, что будет дальше, солнышко. Я позвоню тебе, как только мы доберемся до Денвера. С тобой и Уилсоном все в порядке?