Безумно богатые русские. От олигархов к новой буржуазии - [68]

Александр Шадрин не согласен на такой сценарий: «Я сказал своим детям, чтобы они ни в коем случае не продавали мою коллекцию и не делили ее. Для меня она как третий ребенок. Это мое наследие, и они обязаны его сохранить». На момент нашей встречи его дети уже активно участвовали в проектах отца: сын, юрист по профессии, помогал с организацией выставок; дочь планировала вернуться к работе в его фонде сразу после выхода из декретного отпуска. Тем не менее Шадрин принял меры предосторожности: «Если они не смогут сохранить коллекцию, пусть передадут ее государству. Она вышла за рамки того, чтобы быть предметом моего личного удовольствия. Речь идет об обогащении цивилизации, мировой цивилизации». Шадрин склоняется к тому, что его коллекция должна находиться под государственным контролем, потому что «большие коллекции должны принадлежать народу, управляться государством и быть доступными для людей». Это не означает, что он думает исключительно о России. Еще одно возможное место размещения его коллекции — Китай.

Игорь Цуканов также планирует однажды передать свое собрание живописи какой-нибудь институции («Почему я должен отдавать его детям?»). Он приводит в пример сестер Кларибель и Этту Кон из Балтимора, которые подарили свою знаменитую коллекцию работ Матисса и Пикассо Балтиморскому музею искусств. «Русские будут делать то же самое, — сказал Цуканов. — У них есть всего два варианта: хранить коллекцию где-нибудь в России, что очень рискованно, или частично выставить на Западе». Цуканов рассказывал о планах собрать еще две коллекции, а затем создать в Лондоне арт-центр. «Это будет не музей. Музеи — что-то более академическое. И не русский центр, сейчас такие центры никому не нужны. Это будет своего рода тематический центр, в котором предполагается ощутимый русский вклад».

В некотором смысле вышеописанная группа филантропов составляет «аристократию» в рядах новой российской буржуазии — аристократию в том (метафорическом) смысле, что, добившись высокого уровня финансового благополучия, они выходят за рамки экономической деятельности и направляют свои ресурсы на то, чтобы создать и оставить после себя долговременное наследие для будущих поколений. Особенно это касается коллекционеров произведений искусства и меценатов. Страстная мечта Евгения возродить феномен русской души через искусство, вера Кесаевой в гениальность российских художников, вклад Цуканова в продвижение русской культуры, а также желание банкира Кирилла сохранить современное искусство для будущих поколений — это в некотором роде попытка увековечить свое «я» в прошлом и в будущем.

Эти люди могут оказывать значимое влияние на легитимацию буржуазной культуры в российском обществе, где подобная деятельность все больше воспринимается как свидетельство морального и духовного превосходства. В долгосрочной перспективе такие люди способны сыграть гораздо более важную роль в этом процессе, чем один-два магната, чье влияние может оказаться эфемерным. Побочным эффектом является то, что некоторые мужчины, с головой погружаясь в искусство, чтобы избежать скуки и надоевшей рутины, передают собственные деловые функции женам. Таким образом, происходит необычная закулисная феминизация бизнеса, которая неизбежно повлечет за собой последствия для буржуазных гендерных отношений.

Филантропия как легитимация богатых русских в качестве респектабельных буржуа хорошо работает и на Западе. Некоторые объясняли отсутствие Владимира Потанина в западных санкционных списках спустя три месяца после начала военной операции не только значением его империи для мирового рынка никеля, но и его стратегической вовлеченностью в благотворительную деятельность на Западе[290]. В 2002 году он был принят в члены попечительского совета нью-йоркского Музея Гуггенхайма (из которого вышел 2 марта 2022 года), а также за многие годы пожертвовал миллионы долларов Центру Кеннеди. Потанин был первым россиянином, подписавшим в 2013 году «Клятву дарения» в рамках кампании, запущенной Биллом Гейтсом и Уорреном Баффетом, которая призывает сверхбогатых людей пожертвовать бо́льшую часть своего состояния на благотворительность хотя бы после смерти. После передачи произведений искусства в дар Центру Помпиду в Париже он был награжден французским орденом Почетного легиона. Его благотворительный фонд, зарегистрированный в Англии в 2006 году, в 2019-м потратил на филантропию 42 млн фунтов стерлингов. Бо́льшая часть его благотворительной деятельности направлена на популяризацию русского искусства и культуры по всему миру и внутри своей страны. При этом Потанин продолжает жить в России и надежно удерживать в руках свой бизнес.

В случае с Потаниным его филантропическая активность и взаимодействие с западными учреждениями культуры и искусства, очевидно, сделали свое дело только в сочетании с влиянием его никелевой империи. Благотворительность в искусстве сама по себе не помогла Петру Авену, хотя тот в течение многих лет, как мало кто еще, пользовался уважением в творческих кругах на Западе; им восхищались как великим коллекционером и знатоком искусства. На протяжении почти двух десятилетий он был любимцем западных СМИ. Авена снимали в одном документальном фильме за другим, где он, помимо демонстрации своей огромной коллекции произведений искусства, старался представить себя высокообразованным, искушенным и утонченным светским космополитом — потомком русской интеллигенции и носителем ее культурного наследия. Но, попав под западные санкции, Авен в одночасье превратился из востребованного филантропа, мецената и попечителя престижных художественных учреждений в персону нон грата.