Безумен род людской - [97]

— Королева пока не в зале, — сказал Алан Раст. Он смотрел на центральный вход.

Смех из зала стал громче. Я приник вместе с Растом к щелке, чтобы взглянуть сквозь занавес. Гости заняли свои места, а слуги разливали вино. На сцене было темно. Народ продолжал смотреть на неё, но видел лишь два тяжёлых занавеса, свисавших с галереи менестрелей, один закрывал правую треть сцены, а другой — оставшуюся. На каждом занавесе была изображена пара белых колонн, стоявших с другой стороны нарисованной ниши, в которой располагалась нарисованная статуя. Занавес изображал для публики зал афинского дворца и скрывал накрытые марлей деревца граба.

Из буфетного коридора влетел слуга. 

— Она идёт, — прошептал он, — она ​​идёт!

— О господи, — застонал Джордж Брайан.

Он сидел на артистическом сундуке, качаясь взад-вперёд и стиснув руки в молитве.

— Том, Перси! — позвал брат. — Зажгите свечи.

Том с Перси были из домашней прислуги лорда Хансдона, но в этот день стали нашими сценическими помощниками. Каждый зажёг тонкую свечу от свечей в артистической и исчез за занавешенными дверями. С каждой сцены стояло по пятьдесят больших церковных свечей высотой более трёх футов, из дорогого воска, чтобы королева не страдала от зловония жира.

— Деньги, — простонал лорд Хансдон, когда прибыли большие свечи, — это всего лишь деньги!

— Скажу музыкантам, что она идёт, — произнёс я и, не ожидая ответа, скрылся через заднюю дверь и вбежал по лестнице на галерею, только чтобы послушать, как королевские трубачи возвещают о её прибытии, прежде чем у меня появился шанс что-то сказать. Гости в зале встали, мужчины склонились, а женщины присели в реверансе. Музыканты Фила закончили играть.

Королева-девственница! В зал вошла Елизавета, одетая в сияющий белый шёлк и атлас, её рыжие волосы украшала диадема из яркого серебра с пылающими рубинами. Пелерина из горностая свободно спадала по плечам, не скрывая набелённую кожу груди, на которой мерцали бриллианты. Она шла медленно, высоко подняв голову, не замечая почтительных гостей, и вместе со своим кузеном, лордом Хансдоном, направилась к накрытому балдахином помосту. Спереди причёска открывала высокий, красивый лоб и белое гладкое лицо в обрамлении ярко-рыжих завитков и водоворотов густых кудрей. 

— Это парик? — пробормотал Фил мне на ухо.

— Конечно, — прошептал я, — по возрасту она вполне может быть твоей бабушкой.

— Будь она моей бабушкой, — сказал он, — я бы был принцем Уэльским.

— Помоги господь валлийцам, — сказал я. За королевой следовали четыре фрейлины, а за ними шли невеста с женихом, оба уступающие в блеске Елизавете. Невеста — довольно милая в бледно-жёлтом с фиолетовым, жених — в тёмно-синем. За новобрачных шла родня, а когда королева поднялась по двум покрытым ковром ступенькам к отдельному столику, все остановились, и мужчины склонились в поклоне.

— Разве ты не должен устроить шум? — спросил я Фила.

— Нет, пока бабушка не села, — ответил он.

Двое слуг всё ещё зажигали свечи, медленно освещая сцену с разукрашенным занавесом. Королева села, а музыканты Фила снова начали играть, сначала негромко, поскольку гости вернулись на свои места и снова послышался ропот разговоров. Я стоял в тени и наблюдал, пытаясь не обращать внимания на нервное биение сердца каждый раз, когда думал о выходе на сцену. На столы подали ещё вина и серебряные блюда с обилием деликатесов. Семьи новобрачных заняли свои места, невеста с надеждой пристально смотрела на пустую сцену. Лорд Хансдон склонился над креслом королевы, слушая её слова, а потом выпрямился и кивнул Уолтеру Харрисону, а тот, в свою очередь, заговорил с Перси, слугой, зажигающим свечи с левой стороны сцены.

— Мы начинаем, — сказал я Филу.

Перси зажег последние несколько свечей и исчез под галереей. В зале слышались смех и голоса, разливали вино в большие серебряные кувшины. Я услышал шаги на лестнице, открылась дверь, и на галерее появился Джон Хемингс.

— Можно уже начинать, — сказал он Филу. Хемингс, укутанный в большой кусок жёсткой золотой парчи встал рядом со мной, оглядывая сверкающую драгоценностями публику в зале. — Да поможет нам Бог, — прошептал он.

Музыка прервалась. Молчание на галерее продлилось несколько секунд, потом барабанщик медленно ударил в большой барабан, звук эхом раскатился по залу, и десяток ударов заставил публику замолчать, трубач встал и протрубил в фанфары, а когда они стихли, Фил и другие музыканты заиграли красивый и мелодичный танец. Дети прислуги и эльфы из труппы вышли на сцену танцевать. Они просто танцевали под музыку, а Перси с Томом пришли на галерею и теперь тянули верёвки, поднимая экраны, так что сзади открывался нарисованный сверкающий лес.

Начать пьесу с безмолвного танца, чтобы успокоить публику, придумал Алан Раст. Танец будет напоминать маскарад, намекать на волшебство. Танец длился недолго, но это сработало, потому что публика молча следила за танцорами, пока их не прервал внезапный стук барабана, и два раскрашенных экрана упали вниз, давая понять, что мы теперь во дворце. От падающих экранов задрожали свечи, но ни одна не погасла. Босые танцоры скрылись через левые и правые двери, и зазвучали тяжёлые шаги — это на сцену из большой центральной двери вышли актёры. Джордж Брайан, который только за минуту до этого дрожал от страха, когда его рвало от нервного напряжения, теперь шагал с высоко поднятой головой и говорил полным уверенности голосом.