Безумен род людской - [96]

Сэр Годфри встал и попытался протиснуться мимо меня, но я оттолкнул его, и он врезал мне кулаком в левый глаз. Боль меня разозлила. И тут как будто прорвало все семь лет гнева, я пнул его между ног, а потом коленом в лицо. Хрустнул сломанный нос. Я схватил его за длинные чёрные волосы, сбросив шляпу, прижал его голову к стене и колошматил кулаком по морде до боли в суставах, пока она не превратилось в кровавое месиво.

Всё закончилось очень быстро. Потный вступил в драку, но Уилл Кемп был быстрее, выше и сильнее, и через мгновение Потный стал Окровавленным.

— Это не мы! — умолял сэр Годфри кровоточащими губами. Он стоял на коленях, кровь текла из его носа. — Это Фрэнсис Лэнгли. Спроси у него! 

— Спрошу, — уверил мой брат и врезал сэру Годфри в ухо. — А что касается тебя... — он переступил через Рыбоеда и двинулся на скулящего Саймона Уиллоби.

— Он мой, Уилл, — сказал Джон Хемингс.

— Оставь его мне, — потребовал Уилл Кемп.

— Нет, он мой! — настаивал Хемингс.

Окровавленный пытался оттащить Джона Хемингса от Саймона, но Алан Раст и Ричард Бёрбедж схватили его и швырнули к стене.

— Лорд-камергер, — сказал Алан Раст, — тобой недоволен. Он шлёт тебе приветствие, — и он двинул кулаком ему под рёбра, — и просит не красть у нашей труппы. — Он снова двинул кулаком, а в третий раз ударил в уже сломанный нос. 

Ричард Бёрбедж и Генри Конделл, чувствуя себя обделенными вниманием, убеждали Рыбоеда не помогать второму близнецу, беспощадно избивая его, а мой брат смотрел на сэра Годфри, лежащего на полу, закрыв голову руками.

— Мы люди лорда-камергера, — ревел мой брат на скорчившегося священника, — и не суйтесь на нашу сцену!

— Нет! — завопил Саймон Уиллоби.

Мы оглянулись и увидели, что мальчишка на полу, над ним стоит Хемингс с ножом.

— Никаких убийств, — сказал мой брат.

— Нет! — опять завопил Саймон, потому что Хемингс стащил с парня шляпу и распустил его длинные золотистые волосы. 

Хемингс одной рукой схватился за волосы и потянул вверх.

— Изготовители париков неплохо платят за золотые волосы, — сказал он.

— Нет!

— Хватит ныть, — сказал Хемингс и ударил мальчишку тяжёлой рукояткой ножа. Потом он начал отрезать волосы у корней, грубо орудуя ножом, порезав кожу на голове Саймона.

— Ты больше не ученик, — сказал он и засмеялся над месивом, в которое превратил голову Саймона. — Мы квиты?

Мой брат оглядел переполненную комнату, где лежали в крови четверо избитых мужчин. 

— Мы квиты, — сказал он, поднимая книгу и пьесу, — отличная утренняя работа, господа.

По пути в Эддл-Хилл мы смеялись. Кемп обнял моего брата за плечо. 

— Хороший ты человек, Уилл! — громогласно объявил он. — Хороший человек!

— Несмотря на Питера? — спросил брат.

— Возможно, это и маленькая роль, — сказал Кемп, — но я что-нибудь придумаю.

— Тогда давайте сделаем что-нибудь из сегодняшней пьесы, — сказал брат.

И мы сделали. Последняя репетиция, казалось, была наполнена энергией драки, энтузиазмом, смехом, который эхом отдавался на Эддл-Хилл. Мы люди лорда-камергера, и никто не смеет изгадить наше представление.

В большой зал прибыли первые гости. Они приходили маленькими группами, разодетые в шелка, атлас и меха, смеялись и болтали, с облегчением покинув часовню, где, очевидно, замёрзли, потому что всех тянуло к широкому очагу. Я глядел вниз с галереи менестрелей, рассматривая шляпы с перьями и усыпанные драгоценностями диадемы. Уолтер Харрисон, великолепный в чёрном одеянии дворецкого с золотой цепью, хлопнул в ладоши, вызывая слуг.

— Вина гостям, — сказал он, — немедленно!

— О господи, — произнес Фил, — пьяная публика. С тем же успехом можно снова сыграть для них «Прекрасную Эм».

Уолтер Харрисон повернулся и посмотрел на галерею. 

— Музыку, — крикнул он, — давайте музыку.

— Пусть будут музыканты, — сказал я и резко дернулся от хлопка по спине со стороны Фила.

Я спустился вниз.

— Теперь уже недолго, — сказал брат, когда я снова вошёл в артистическую.

— Господи боже, — молился Джордж Брайан.

— Не в добрый час я при сиянье лунном надменную Титанию встречаю! — снова и снова бормотал Джон Хемингс, прерываясь лишь, чтобы поцеловать заячью лапку, болтавшуюся на серебряной цепочке на шее.

— Разве она не воняет? — спросил Уилл Кемп.

— Не хуже тебя.

— Господа! — вмешался Алан Раст. 

Гул гостей в большом зале становился всё громче. Мальчики, играющие женщин и девочек, сидели на скамейке, а Джин и Сильвия покрывали их лица, грудь, руки и ноги свинцовыми белилами. Белила содержали жемчуг, так что при свечах кожа сияла. Одному за другим подкрашивали губы красным, капали в глаза белладонну и затемняли веки сажей, смешанной со свиным жиром.

— Мне нужно отлить, — простонал Томас Поуп.

— Ты мочился пять минут назад! — сказал Генри Конделл.

— Я хочу ещё.

— Мочись в ведро Джорджа, — предложил Алан Раст. 

Джордж, отставив ведро, дотронулся до потолка. Ещё одно суеверие.

— Пора зажигать свечи? — спросил Ричард Бёрбедж, потягиваясь.

— Нет ещё, — сказал брат.

— Господи боже, — простонал Джордж Брайан. Он не мог дотянуться до потолка.

— Прыгай! — сказал Уилл Кемп, и Джордж прилежно прыгнул, пальцем коснувшись балки.

— Уже скоро! 

Джон Хемингс схватился за свою заячью лапку.