Безумен род людской - [92]

— Вот что я нашёл, сэр! 

Терьеры очевидно подумали, что это брань, потому что начали выть.

— Тише! — взревел Харрисон и нахмурился. — Воруете, мистер Шекспир?

— Я украл мешок, сэр, но не кувшин.

Он как будто согласился с этим объяснением, потому что снова осмотрел меня сверху донизу и сказал:

— Судя по тому, как ты одет, вряд ли ты вор. Объяснись.

В зале находились шесть-семь слуг, и вместе с двумя крысоловами они меня окружили.

— Я здесь спал, сэр, — объяснил я.

— Ты здесь спал, — спокойно сказал Харрисон. — Но почему?

— Было поздно покидать город, сэр.

— И ты прихватил одеяло её милости? — спросил он, глядя на дорогое одеяло из меха на атласной подкладке.

— Я его нашёл, — робко произнёс я.

— Но одеяла хранятся в комнате её милости, — сказал Харрисон, и слуга хихикнул. Харрисон повернулся к нему. — Прочь! У тебя есть работа!

— Я просто нашёл его, сэр, — повторил я, не в состоянии придумать другую ложь.

Один терьер помочился на поленья в очаге. 

— Заберите своих гнусных псов! — приказал Харрисон крысоловам. — Крысы в подвале, а не здесь. Ступайте! — Он подождал, пока они не ушли. — Ущерба нет, — высокомерно объявил он, — так и не будем больше об этом говорить. Сегодня ваша последняя репетиция в зале, верно?

— Да, сэр, — ответил я.

— В таком случае, одевайтесь, мистер Шекспир, репетируйте и уходите.

— Уходить, сэр? — глупо повторил я.

— Уходите, мистер Шекспир. Покиньте особняк. Удалитесь. Ступайте домой. Уйдите. Вам нельзя здесь ночевать! Дом его милости — это вам не постоялый двор. Вам придётся уйти.

— Но он не может! — раздался в дверях возмущенный голос.

— Не может? — Харрисон повернулся к двери. В его голосе нарастало негодование. — Не может?

— Его повесят! — вскричала Сильвия.

Моя Эмилия вышла на сцену.

***

Уилл Кемп прибыл вскоре после того, как церковные колокола пробили девять. Он вошел в зал, словно вчера не было никакой ссоры.

— Всем доброе утро! — бодро воскликнул он. — Кажется, сегодня потеплело.

Следом за ним появились его ученик Билли Роули и высокий мрачный человек в ливрее лорда Хансдона. Я решил, что это, должно быть, Райкер, начальник охраны лорда-камергера. Увидев в большом зале лорда Хансдона, высокий изумленно остановился.

— Не уходите, Райкер! — велел его милость. — Вы мне нужны!

— Милорд?

Лорд-камергер был в ярости. Сильвия говорила мне, что старый хрыч просто свирепеет, если что-то не по нему, и оказалась права. Все следы его обычного радушия мигом исчезли, и Уилл Кемп, удивлённый, как и Райкер, присутствием лорда, и боясь, что гнев может быть направлен на него, отступил на несколько шагов.

— Я не потерплю оскорблений! — прорычал лорд Хансдон.

— Я не замышлял ничего дурного, ваша милость, — проговорил Кемп с неестественной покорностью.

Лорд Хансдон проигнорировал его. Больше никто ничего не сказал. Все актёры собрались в зале и явно нервничали. Музыканты уставились на нас с балкона, а Уолтер Харрисон, единственный, на кого гнев лорда не произвел никакого видимого впечатления, стоял возле камина, покровительственно обняв Сильвию за плечи. Она то и дело бросала на меня встревоженные взгляды. Повязку с моей левой руки сняли, и из пульсирующей болью раны сочился гной.

— Лошадь, Райкер! — потребовал лорд Хансдон.

— Сию минуту, милорд.

— Вы едете со мной.

— Конечно, милорд. Куда прикажете, милорд?

— В Уайтхолл, сейчас же! 

Его милость величественно удалился, и Райкер, все ещё не оправившийся от изумления, последовал за ним.

— Святые угодники, — сказал Кемп, — что происходит?

— Вы! — сказал мой брат. — Все мы. Пайщики! Репетировать будем в полдень.

— В полдень? — испуганно сказал Кемп, — но мы...

— Мы закончим позже, чем обещали, мистер Харрисон, — сказал мой брат.

— Уверен, это не причинит больших хлопот, — спокойно ответил Харрисон.

— Не снимай плащ, Уилл, — обратился к Кемпу мой брат, — ты идёшь с нами. 

Он прошёл к сундуку возле камина и взял оттуда книгу, стопку бумаг, коробку с перьями и чернила. Он принёс всё это к большому столу с реквизитом. 

— Мечи! — сказал он. — Каждый пайщик должен взять меч. — Он посмотрел на меня. — А тебе, брат, меч не понадобится.

Он назвал меня братом!

Он сел, нашёл чистый лист бумаги и начал писать. 

— Ральф, — позвал он, не отрываясь от своего занятия, — займись-ка танцами. Фил? Певцам не помешает ещё порепетировать. — Он закончил писать, посыпал бумагу песком и встал. Озадаченные пайщики принялись застёгивать пряжки на перевязях. Брат сделал то же самое. — Мы скоро вернёмся,— объявил он.

— А вы куда? — спросил Ральф Перкинс.

— Мы скоро вернёмся, — повторил брат. — Пошли.

И мы ушли.

На листе бумаги было торопливо написано всего шесть слов:

«Ромео и Джульетта»

трагедия 

Уильям Шекспир

Под ним находилась толстая стопка бумаги, экземпляр пьесы для суфлёра. Я нёс пьесу и книгу, «Собрание» без переплёта, вниз по Эддл-Хилл, а следом шёл брат с Уиллом Кемпом, Аланом Растом, Джоном Хемингсом, Ричардом Бёрбеджем и Генри Конделлом. У каждого из них был меч или рапира, длинные ножны скрыты под плащами. 

— Не убивать, — были последние слова моего брата, когда мы покидали особняк.

С юга налетел небольшой дождик, и булыжники мостовой вмиг стали скользкими. Лёд на реке в основном растаял, и лодки опять сновали туда-сюда, перемещая пассажиров между городскими пристанями.