Безрогий носорог - [14]

Часы проходили томительно, как на вокзале. Профессор раз десять проверил свои подсчеты и каждый раз получалось так, что катер должен был прийти не позже пятого числа.

День отцветал, медленно и вяло. Вечер был отмечен небольшим дождем. Потом навалился влажный сумрак. Катер не появлялся…

Он пришел только на третий день.

Обитатели лагеря встретили его, стоя на зыбких мостках.

Первым выскочил на мостки Василий Васильич Званцев, — командир катера.

Это был человек с белой бородой патриарха и сизым носом пьяницы. Оглаживая спутанную ветром бороду, Василий Васильич сразу отвел от себя все упреки за промедление.

Он сказал, что приказ о выходе в Кривушку был получен им в тот самый день, когда катер только что встал в затон для довольно основательного ремонта.

Из затона катер мог выйти только вчера в шесть часов вечера. Пройдя без остановки сто двадцать километров, Василий Васильевич подошел к пристани «Клин», чтобы забрать горючее. Здесь Василий Васильич столкнулся с директором Кривушинского зерносовхоза. Директор заявил, что он забирает катер, так как для перевозки хлебных грузов ему нужно мелкосидящее судно, которое могло бы плавать по Кривушке, буксируя паузок и две тоболки. Василий Васильич сказал директору, что он подчиняется только распоряжениям Госпароходства. Директор кинулся к телефону, соединился с кривушинским телеграфом и начал выкрикивать какую-то телеграмму. Пока директор стоял у телефона, Василий Васильич отвалил от пристани и пошел в Кривушку.

Все это Василий Васильевич рассказал профессору, стоя на зыбких мостках, в то время как рядом с мостками покачивались узкий белый катер и грязный паузок.

* * *

Погрузка затянулась до вечера. Матросы понесли к мосткам последний ящик, когда над обрывом возник зеленый Форд. Нина сразу узнала машину директора.

Выскочив из автомобиля, директор зашагал к тропинке, сбегающей к мосткам. Матросы поставили ящик у самой воды и застыли в ожидании. Нина не смотрела на тропинку. Не видя ее, она все же чувствовала приближение директора.

Голос его прозвучал в напряженной тишине. Он поздоровался и протянул Василию Васильичу небрежно смятую бумажку.

— Вот вам приказ, — сказал он негромко.

Василий Васильич вынул из кармана потертый футляр, раскрыл его, извлек очки и оседлал ими свой сизый нос. Он поднес к глазам бумажку, и его желтые, обкуренные усы медленно зашевелились. Казалось, он хотел продлить минуты ожиданья. Профессор нетерпеливо покусывал губы, директор слегка покачивался, привставая на носки и поскрипывая крагами, Нина старательно пряталась от внимательных, будто обшаривающих глаз Сергея Сергеича.

— Правильно, — крикнул вдруг старый капитан, — катеришка мой, согласно приказу, поступает в распоряжение зерносовхоза.

Он хлопнул бумажкой по широкой ладони и поглядел на профессора поверх очков:

— Я доставлю вас на пристань Клин, а там вам придется пересесть на пароход.

Профессор резко обернулся к директору.

— Гражданин Лаппа, я буду протестовать! Это издевательство над наукой!

Профессор задыхался от гнева, лицо его покрылось белыми пятнами, рука, теребившая бороду, заметно дрожала. Нине были знакомы эти яростные взрывы.

Сжигая директора раскаленными угольками глаз, профессор кричал, что он не может допустить лишней перегрузки, так как он везет очень ценный материал и при перегрузке этот материал может очень сильно пострадать. Он кричал, что за его плечами двадцать пять лет научной работы и что люди, подобные гражданину Лаппе, губят русскую науку.

Директор выслушивал эти выкрики в полном молчании. Он стоял совершенно неподвижно и только пальцы его теребили полу рубахи.

Неожиданно профессор смолк. Директор поднял на него спокойные, внимательные глаза.

— Вы кончили? — спросил он тихо. Профессор пожевал губами, синеватые перепонки век медленно сомкнулись.

— Откричался! — шепнул Нине Сергей Сергеич.

Директор шагнул вперед.

— Послушайте теперь, что я вам скажу. Наш совхоз должен выдать двадцать пять тысяч тонн зерна. От пристани Клин наша главная усадьба отделена расстоянием в восемнадцать километров. Мы имеем сорок трехтонных грузовиков и двадцать восемь полуторатонных. Мы можем выбросить на пристань не более трех тысяч тонн в сутки. Но д ля того, чтобы комбайны работали бесперебойно, мы должны выбрасывать не менее трех с половиной тысяч тонн. Положение очень серьезное. Мы стараемся использовать все возможности. Катер — одна из этих возможностей. Дело в том, что участок номер четыре, расположенный по берегу Кривушки, отстоит от пристани в сорока верстах. В смысле транспорта это наиболее трудный участок. Мы расчитываем, что катер поднимет не только паузок, но и две-три лодки. Во всяком случае, до устья Кривушки он пойдет по течению и, следовательно, такую нагрузку выдержит. Паузок и две лодки — это около восемнадцати тонн. Катер заменит пять-шесть грузовиков. Расчет очень простой. Что касается издевательства, то это вы оставьте!

Директор слегка наклонился вперед, едва приметная улыбка тронула его губы.

— Издевательства вы оставьте, — повторил он, выпрямляясь и отбрасывая назад спутанные волосы, — поверьте, если б ваше дело для науки было первоочередным, я, наверное, не посягнул бы на катер. Не горячитесь, — директор предупреждающе поднял руку, — я уже говорил вам однажды: мы переживаем суровое время, страна борется за хлеб, за железо, страна борется за свою жизнь, — эта борьба требует величайшего напряжения. Мы не хотим примириться с тем, чтобы эти силы расходовались не по прямому назначению. Это инстинкт самосохранения, — не больше и не меньше. Впрочем, что об этом толковать?