«Ботани Бэй», 2220 год.
— Вселенная нестабильна…
В анабиозе не положено видеть снов. В настоящем, стационарном криогенном анабиозе, когда все жизненные процессы полностью останавливаются, а температура приближается к абсолютному нулю. Полностью замороженный человек ничем не отличается от трупа, за тем исключением, что при некоторых обстоятельствах этот труп может быть возвращён к жизни. Летучая ледышка — идеальное состояние для многовековых межзвёздных перелётов.
Вот только производить настоящие летучие ледышки человечество научилось гораздо позже, чем этот корабль покинул Землю.
Строители корабля были гениями — во всех возможных смыслах этих слов. Среди них были лучшие биологи и медики планеты (как, впрочем, и лучшие физики планеты, лучшие инженеры, экономисты… лучшие кто угодно!). Но даже гении зависят от ресурсов, которые есть у них под рукой. Они прекрасно знали, как сделать установку для криогенного анабиоза. Но у них не было необходимых приборов — и не хватало времени, чтобы сделать эти приборы самостоятельно. Они уходили в большой спешке.
Поэтому пришлось положиться на более примитивное состояние, известное как «гипобиоз» — схожее с летаргическим сном. Когда температура тела остаётся выше точки замерзания воды, а метаболизм только замедляется, но не останавливается. Необходимые для этого наркотики и установки охлаждения они всё ещё могли раздобыть.
Вообще-то человек — не бурый медведь, и к зимней спячке не приспособлен. Тем более, к спячке многовековой. После десяти лет гипобиоза — из капсул пришлось бы вытаскивать смертельно больных инвалидов — исключая тех, кто не проснулся бы вообще.
Но пассажиры этого корабля не были людьми. Во всяком случае, многие не считали их таковыми. Запас их выносливости и способность к адаптации были просто невообразимы в сравнении со средним человеком. Ни мышечная дегенерация, ни космическая радиация не представляли для них опасности.
Поэтому они спокойно спали уже второй век. И видели сны. Правда, очень неторопливые сны — мозги работали в сто-двести раз медленнее, чем у обычных спящих. Но спешить им было некуда.
Иногда эти сны были довольно своеобразными.
Как вот этот, например.
— Вселенная нестабильна, Хан… — Это был глубокий, явно привыкший повелевать голос, он произносил слова отчетливо и внятно.
— Кто ты такой, как смог проникнуть в МОЙ сон, и что тебе здесь вообще понадобилось?
Даже во сне Хан Нуньен Сингх не собирался расслабляться. Техникой осознанных сновидений он овладел ещё в раннем детстве. В принципе, если бы он сильно напрягся, то мог бы, наверное, даже проснуться, вопреки действию наркотиков и настройкам анабиозной автоматики. Но во-первых, такое пробуждение слишком негативно сказалось бы как на капсуле, так и на нём самом. Во-вторых, любопытство пересиливало осторожность. Именно осторожность, не страх — последний был ему неведом. А в-третьих… всё-таки не исключено, хоть и очень маловероятно, что это какая-то разновидность кошмара. Очень экзотическая, не поддающаяся опознанию стандартными техниками. В конце концов, он не обычный человек, да и сон у него никак не обычный. Кто знает, что может выкинуть под замедляющей метаболизм наркотой его сверхразвитый мозг? Было бы очень обидно и недостойно правителя мира — оказаться запертым до конца жизни в летящей между звёзд консервной банке, с неисправной анабиозной установкой и полутрупами его товарищей, только потому, что шарахнулся от какого-то неисследованного глюка собственного подсознания.
— Успокойся, Хан. Нервничать будешь позже. Я не сновидение, хотя для кое-кого определённо могу быть кошмаром. Я реален. Я нахожусь в четверти светового года от вашего корабля. И у меня есть технологии, позволяющие проникать в чужие сновидения… и управлять ими.
— Ты инопланетянин?
— В некотором смысле да. Впрочем, я не собираюсь раскрывать тебе подробности. На ваш язык моё имя переводится как «Серая Зона», и это всё, что тебе необходимо знать для успешного выполнения задания. Ах да. Ещё то, что я обладаю достаточной силой и решимостью, чтобы заставить тебя его выполнить.
— Какого задания?
— Необходимо спасти одну планету. Я знаю, что в твоём характере больше как раз обратное — разрушать их. Но считай это курсами повышения квалификации.
— И что, существа, способные влезать в чужие сновидения с расстояния в четверть светового года, не смогли найти для этой работы никого получше? — Хан хотел презрительно усмехнуться, но в этом сне у него не было тела.
— В данном пространстве и данном времени, ты — наилучшая кандидатура, хоть и не единственная, — невозмутимо подтвердил «Серая Зона». — Дело в том, что я специализируюсь на военных преступниках. Я стараюсь поменьше лезть в мозги разумных существ, которые ни в чём не виноваты. Меня некогда учили, что это жестоко и непорядочно. И хотя я с тех пор совершил очень много жестокого и непорядочного, я всё ещё предпочитаю работать с такими, как ты. С вами можно делать всё, что угодно, не испытывая ни малейших угрызений совести. Обычно я их наказываю, но иногда провожу более сложные опыты, чем простые пытки. Вы — идеальные подопытные кролики. К тому же я сам военный преступник, и прекрасно понимаю, как вы мыслите. Это позволяет эффективнее вас использовать. А ты — самый умный из военных преступников в радиусе пяти тысяч световых лет в данном отрезке времени.
